По мнению Клайнбеллов, коммуникативная близость – источник всякой другой близости. В связи с этим стоит отметить, что Песнь наполнена диалогом. Было показано, что эта особенность «глубоко отличает» Песнь от древнегипетской любовной лирики.
[2161] Если в Песни возлюбленные постоянно общаются и разговаривают, египетские песни состоят целиком из монологов и не предполагают разговора между возлюбленными (или влияния друг на друга через речь). В египетской любовной поэзии любовь – это чувство, но Песнь «выходит за пределы чувства к взаимооживлению двух душ… Любовь в Песни – не только чувство. Оно есть слияние душ, которое столь хорошо выражается диалогом».
[2162]
Еще один элемент коммуникативной близости: диалоги возлюбленных и их описания друг друга полны нежных слов. Можно выделить целых десять гипокористиков (ласкательных имен), которыми Соломон называет женщину.
• «Подруга моя» (rayātî) (1:9, 15 [СП 1:8, 14]; 2:2, 10, 13; 4:1, 7; 5:2; 6:4). Это слово обычно переводят как «возлюбленная моя», однако оно представляет собой женский аналог существительного rēâ («друг»). В ВЗ встречается лишь в Песни Песней.
• «Невеста» (kallâ): шесть раз (4:8, 9, 10, 11, 12; 5:1); лишь в описании свадьбы.
• «Сестра моя» (ăḥōtî): пять раз (4:9, 10, 12; 5:1, 2); лишь в описании свадьбы и непосредственно после него.
• «Голубица моя» (yônātî): три раза (2:14; 5:2; 6:9).
• «Прекраснейшая из женщин» (hayyāpâ bannāšîm): три раза [1:8 (СП 1:7); 5:9; 6:1].
• «Прекрасная моя» (yāpātî): дважды (2:10, 13).
• «Суламита» (haššûlammît): дважды (7:1).
• «Совершенная моя» (tammātî): дважды (5:2; 6:9).
• «Дочерь княжеская» (bat-nādîb): один раз (7:2).
• «Любимая» (ahăbâ): один раз (7:7).
К Соломону применяются четыре ласковых обозначения.
[2163]
• «Возлюбленный мой» (dôdî): двадцать шесть раз [1:13, 14, 16 (СП 1:12, 13, 15); 2:3, 8, 9, 10, 16, 17; 4:16; 5:2, 4, 5, 6 дважды, 8, 10, 16; 6:2, 3 дважды; 7:10, 11, 12, 14; 8:14].
• «Тот, кого любит душа моя» (šeāhăbâ napšî): пять раз [1:7 (СП 1:6); 3:1, 2, 3, 4].
• «Пасущийся между лилиями/лотосами» (hārōeh baššôsannîm): дважды (2:16; 6:3).
• «Друг мой» (rēî): один раз (5:16).
Однако этого мало. Песнь наполнена и другими выражениями любви и нежности. Вообще, хвалы (waṣfs) составляют половину главных разделов Песни. Но и за пределами waṣfs есть немало строк, буквально кипящих добрым и нежным восторгом. Интересно, что эти влюбленные никогда не говорят друг другу: «Я люблю тебя». Мы слышим иное: «Ты прекрасен» (или «ты прекрасна»). Каждый из них «укрепляет и утверждает другого… Они утверждают достоинство и ценность друг друга, радуются о благом и прекрасном друг в друге… Такие слова как «люблю тебя» ставят во главу угла собственные чувства. А каждый из них сосредоточен на том, кого любит».
[2164] Отсюда видна и важность словесного выражения любви и, особенно, ценность нежных и добрых слов.
Таким образом мы снова возвращаемся в святое святых райского сада. В самых разных смыслах Песнь напоминает нам о первых трех главах Книги Бытия и развивает их, повествуя о благословенной и многогранной сексуальной любви. Перед нашим слухом разворачивается великая симфония, посвященная любви верной, постоянной и интимной.
Сексуальность и деторождение
Если динамика развития отношений видна в Песни очень хорошо, то устремленность к деторождению – отсутствует. Сколько шуму было в языческих культах плодородия о том, что секс нужен единственно для чадородия! А в Песни Песней прокреативная функция даже не упомянута. Конечно, Песнь не отрицает этот девятый аспект теологии сексуальности. Однако, как и в первой главе Бытия, где прокреация выделена в отдельное благословение (Быт 1:28), сексуальность в Песни свободна от расхожего предрассудка, согласно которому главная (или даже единственная) ее цель – деторождение.
Древние ближневосточные культы плодородия эксплуатировали половую активность – на публичных оргиях, в сакральной проституции, инсценировках царем и жрицей связи между богом и богиней – чтобы боги ниспослали плодородие земле.
[2165] Однако Песнь Песней «демифологизирует» сексуальность, а точнее, возвращает сексуальности первоначальный «немифологизированный» смысл, «лишая ее прагматического оттенка».
[2166] Хотя отношения развиваются на фоне весеннего цветения (например, 2:12–13; 6:11; 7:12–14), это изобилие не вызвано отношениями возлюбленных. В Песни «плотская любовь не является миметической дупликацией первоначального божественного архетипа совокупления. Поэтому ее оправдание и цель – не в ее порождающей силе. Утилитарности, хотя бы и религиозной, здесь нет места… Эрос не нуждается в оправдании своего существования. Эрос – одна из «данностей» творения».
[2167]
В качестве скрытой полемики с прагматическими целями сексуальности в культах плодородия Песнь также «оберегает сексуальность от такого вида прагматизма, как вера в то, что секс нужен единственно для чадородия».
[2168] Конечно, Песнь не враждебна прокреативному аспекту сексуальности: главные герои недвусмысленно и даже радостно упоминают о красоте своего собственного зачатия (3:4; ср. 8:2) и рождения (6:9; 8:5). Однако сексуальная близость имеет самостоятельный смысл и самостоятельную ценность. Сексуальность не нуждается в том, чтобы видеть в ней средство для достижения более высокой цели (в частности, прокреативной).
