Она пряталась на конюшне, когда только удавалось. Ее появление в доме означало безостановочную работу, в то время как Анна то вопила, то молилась. И как всегда, там ее ждало молчание священника и его серьезный взгляд.
Вася никогда никому не говорила, куда ходила в ту холодную январскую ночь. Потом ей порой казалось, что это был сон: голос в ветре и белая кобылица. Под взглядом Константина она осторожничала и не обращалась к домовому. Тем не менее, священник продолжал за ней наблюдать. Почти отчаиваясь, она думала, что рано или поздно все-таки ошибется, и он на нее накинется. Однако дни шли, а священник так и хранил молчание.
Наступил апрель. Однажды Вася оказалась на выпасе, обихаживая Мышь, бывшую когда-то Сашиной лошадью. Теперь Мышь была племенной кобылой и принесла уже семь жеребят. Хоть она и была не первой молодости, но оставалась сильной и здоровой, и ее мудрые глаза все замечали. Лучшие кони – и в том числе Мышь – проводили зиму в конюшне и отправлялись на пастбища к остальным, как только из-под снега пробивалась трава. Из-за этого всегда возникали некие разногласия, и у Мыши на боку обнаружилась рана в форме копыта. Вася штопала плоть гораздо более ловко, чем ткань. Алая рана под ее руками уменьшалась в размере. Лошадь стояла неподвижно и только время от времени вздрагивала.
– Лето – лето – лето! – напевала Вася.
Солнце снова дарило тепло, дождь прекратился, позволяя ячменю вырасти. Померившись ростом с кобылой, Вася обнаружила, что за зиму стала еще выше.
«Ну что ж, – с невеселой усмешкой подумала она, – не всем же быть такими маленькими, как Ирина.
Крошечную Ирину уже признавали красавицей. Вася старалась об этом не думать.
Мышь прервала размышления девочки. «Нам хотелось бы сделать тебе подарок», – сказала она.
Опустив голову, она стала щипать молодую травку.
Васины пальцы замерли.
– Подарок?
«Ты зимой приносила нам хлеб. Мы у тебя в долгу».
– Вам? Но вазила…
«Мы все вместе, – ответила кобыла. – Иногда и еще кто-то, но в основном он – это мы».
– О! – вымолвила озадаченная Вася. – Ну, тогда спасибо.
«Не стоит благодарить за траву, пока ты ее не съела, – проговорила кобыла, фыркнув. – Наш подарок вот какой: мы желаем научить тебя ездить верхом».
На этот раз Вася действительно застыла, вот только кровь стремительно прилила к ее сердцу. Она могла ездить верхом на толстой серой лошадке, которая была у них с Ириной общей, но…
– Правда? – прошептала она.
«Да, – подтвердила кобыла, – хоть в этом может оказаться не только хорошее. Такой подарок может отдалить тебя от твоих людей».
– Моих людей, – откликнулась Вася еле слышно. «Они плакали перед иконами, пока домовой голодал, – подумала она. – Они изменились, а я – нет». Вслух она добавила: – Не страшно.
«Хорошо, – сказала кобыла. – Начнем, как только земля высохнет».
* * *
В следующие недели Вася почти забыла о том, что ей обещала кобыла. Весна приносила многие недели отупляющего труда, так что когда день подходил к концу, Вася съедала кусок плохого хлеба из остатков прошлогоднего зерна с мягким творогом и нежной молодой зеленью, плюхалась на полати и спала сном младенца.
Но внезапно настал май, и земля скрылась под молодой травой. В яркой зелени одуванчики сияли, словно звездочки. От коней падали длинные тени, а месяц стоял высоко в небе в тот день, когда Вася, потная, исцарапанная и измученная, зашла на выпас по дороге с ячменного поля.
«Иди сюда, – сказала ей Мышь. – Садись мне на спину».
Вася была настолько усталой, что даже ответить толком не могла: она тупо уставилась на лошадь, а потом сказала:
– У меня седла нет.
Мышь фыркнула.
«И не будет. Учись обходиться без него. Я тебя повезу, но я тебе не служанка».
Вася заглянула кобыле в глаза. В карих глубинах мерцали искорки смеха.
– А у тебя бок не болит? – неуверенно спросила она, кивая на поджившую рану.
«Нет, – ответила Мышь. – Садись».
Вася с тоской подумала о горячем ужине и своем месте у печки, но стиснула зубы, разбежалась и плюхнулась животом кобыле на спину. Немного поерзав, она неуверенно устроилась сразу за жесткой холкой.
Ее возня заставила кобылу отвести уши назад.
«Тебе надо практиковаться».
Вася так и не вспомнила, куда они отправились в тот день. Им пришлось, конечно, углубляться далеко в лес. Однако езда верхом приносила боль: это Вася хорошо запомнила. Они шли рысцой, пока у Васи от напряжения не начали трястись ноги и спина. «Не ерзай, – проворчала кобыла. – Ты словно не одна, а трое». Вася старалась, но соскальзывала то в одну сторону, то в другую. Наконец раздосадованная Мышь резко встала. Вася скатилась с лошадиной спины и, моргая, приземлилась на мягкий лесной суглинок.
«Вставай, – приказала кобыла. – Будь внимательнее».
Когда они вернулись на пастбище, Вася была вся грязная и в синяках – и думала, что даже идти не сможет. А еще она пропустила ужин и получила выволочку. Однако на следующий вечер она сделала это снова. И снова. С ней не всегда была Мышь: кони учили ее по очереди. Да и ей удавалось приходить не каждый день. Весной она работала, не переставая – все они работали, – чтобы все посеять и посадить.
Тем не менее, Вася приходила достаточно часто, и постепенно ее ноги, спина и живот стали болеть меньше. Наконец, пришел день, когда они вообще не заболели. И за это время она научилась сохранять равновесие, запрыгивать коню на спину, поворачивать, трогаться с места, останавливаться и брать препятствия, так что больше не могла сказать, где кончается конь и начинается она сама.
Тем летом небо казалось огромным, а облака плыли по нему лебедями. Ячмень на полях зеленел, хоть и уродился невысоким, так что, глядя на поля, Петр только качал головой. Вася с корзинкой на локте исчезала в лесу каждый день. Дуня порой косо смотрела на приношения девочки: в основном это была березовая кора или крушина для окраски тканей, да и то в довольно скудных количествах. Однако Вася стала румяной и сияла от радости, так что Дуня только хмыкала, но ничего не говорила.
Однако постепенно жара нарастала, становясь медово-густой. Слишком жарко. Несмотря на все молитвы деревенских, в пересохшем лесу начались пожары, да и колосья наливались очень медленно.
В раскаленный добела августовский день Вася шла к озеру, стараясь не хромать. На верховую прогулку ее взял Буран. Серый жеребец (уже поседевший) все равно оставался самым крупным верховым конем, и чувство юмора у него было особое. Васины синяки это доказывали.
Озеро сверкало под солнцем. Когда Вася к нему подходила, ей показалось, будто что-то шуршит в деревьях, окаймлявших воду. Однако, когда она задрала голову, то зеленая кожа там не мелькнула. Потратив несколько мгновений на безрезультатные поиски, Вася сдалась, разделась и зашла в озеро. Вода из-за подземных ключей была холодной даже в разгар лета. У Васи перехватило дыхание, и она с трудом сдержала крик. Она сразу же нырнула: от ледяной воды руки и ноги немели. Она покружила под водой, заглядывая то туда, то сюда, однако русалки нигде не оказалось. Почувствовав неопределенную тревогу, Вася вернулась к берегу, стащила одежду в воду и там хорошенько отбила на камнях. Развесив мокрые вещи на кустах, она и сама забралась на дерево и по-кошачьи разлеглась на ветке, чтобы высохнуть на солнце.
