Вася ничего не сказала. У нее опустились веки.
– Ну, тогда идем, – добавил Морозко. – Здесь холодно.
Он поймал начавшую было заваливаться Васю. Они остановились рядом с тесно стоящими старыми елями, сцепившимися ветвями. Он подхватил девушку на руки. Голова и рука у нее бессильно свесились, сердце билось слабо.
«Мы еле успели», – сказала кобылица своему всаднику, выдувая в лицо девушки облако парящего дыхания.
– Да, – согласился Морозко. – Она сильнее, чем я мог надеяться. Другая умерла бы.
Кобылица фыркнула.
«Тебе не было нужды ее испытывать. Медведь это уже сделал. Еще миг – и он добрался бы до нее первым».
– Ну, этого не случилось, и нам надо радоваться.
«Ты ей расскажешь?» – спросила кобылица.
– Все? – уточнил хозяин зимы. – Про медведей, колдунов, чары, созданные из сапфира, и морского царя? Нет, конечно. Я расскажу ей как можно меньше. И буду надеяться, что этого хватит.
Кобылица тряхнула гривой и прижала уши, но Морозко этого не заметил. Он шагнул в ельник с девушкой на руках. Кобыла протяжно выдохнула и пошла следом.
Часть III
23. Дом, которого нигде не было
Спустя несколько часов открывшая глаза Вася обнаружила, что лежит на чудеснейшей кровати. Одеяло было из белой шерсти, теплое и мягкое как снег. По переплетениям нитей скользили бледно-голубые и желтые отсветы, похожие на солнечный январский день. Спинки кровати и опоры балдахина были украшены резьбой так, чтобы напоминать стволы живых деревьев, а накрывал ее громадный шатер из ветвей.
Вася попыталась понять, где находится. Последнее, что она помнила, были цветы: она искала цветы. Почему? Сейчас ведь декабрь! Однако цветы найти было нужно.
Задыхаясь, Вася села, путаясь в сугробах одеяла.
Увидев комнату, она упала обратно, задрожав.
Комната… Ну, если кровать была великолепная, то комната была просто странная. Васе даже показалось, будто она лежит среди громадных деревьев. Высоко над ней был бледный небосвод. Однако уже в следующее мгновение она оказалась в помещении – в деревянном доме, потолок которого был выкрашен в светлый небесно-голубой цвет. Однако она не могла понять, которая из картин истинная, а от попытки разобраться у нее закружилась голова.
Тогда Вася уткнулась лицом в одеяло и решила, что снова заснет. Наверняка она проснется дома, и подошедшая Дуня спросит, не привиделся ли ей дурной сон. Нет… все не так: Дуня умерла. Дуня бродит по лесу, закутанная в саван, в котором ее похоронили.
Мысли у Васи метались. Она никак не могла вспомнить… а потом вспомнила. Мужики, священник, монастырь. Снег, Морозко, его пальцы на ее шее, холод, белая кобылица. Он собирался ее убить. Он спас ей жизнь.
Василиса снова попыталась сесть, но смогла только подняться на колени. Как она ни щурилась, ей не удавалось заставить комнату застыть неподвижно. Наконец она закрыла глаза и обнаружила край кровати, свалившись с нее. Плечом она ударилась об пол. Ей показалось, что она чувствует легкое прикосновение влаги, словно рухнула в сугроб. Но… нет, теперь пол стал гладким и теплым, как хорошо оструганные доски рядом с печью. Кто-то снял с нее валенки и чулки. Она отморозила ноги: пальцы на них были белыми и обескровленными.
У нее не получалось рассмотреть дом. Это была комната – это были тесно стоящие ели под открытым небом: она никак не могла понять, что к чему. Крепко зажмурившись, она с трудом встала на больные ноги.
– Что ты видишь? – спросил ясный, странный голос.
Вася повернулась в сторону голоса, не решаясь открыть глаза.
– Дом, – прохрипела она. – И ельник. Одновременно.
– Прекрасно, – произнес голос. – Открой глаза.
Поежившись, Вася послушалась. Морозко, хозяин зимы, стоял в центре комнаты, и хотя бы на него она смотреть могла. Темные непослушные волосы доставали ему до плеч. Лицо с ироничным выражением глаз могло принадлежать и двадцатилетнему юнцу, и пятидесятилетнему воину. В отличие от всех знакомых Васе мужчин, он был гладко выбрит: возможно, именно поэтому его лицо и казалось странно молодым. Глаза у него точно были старые. Посмотрев в них, она подумала: «Не знала, что можно быть настолько старым и все-таки живым». От этой мысли ей стало страшно.
Однако ее решимость была сильнее страха.
– Прошу вас, – сказала она, – мне надо вернуться домой.
Его светлые глаза скользнули по ней – вверх и вниз.
– Тебя выгнали, – напомнил он. – Тебя отправят в монастырь. И все-таки ты хочешь домой?
Она с силой прикусила губу.
– Если меня там не будет, домовой исчезнет. Может, мой отец уже вернулся, и я смогу его уговорить.
Дух зимы внимательно на нее посмотрел.
– Может быть, – проговорил он, наконец. – Но ты ранена. Ты устала. Твое присутствие мало чем поможет домовому.
– Я должна попытаться. Мои родные в опасности. Сколько я проспала?
Он покачал головой. Его губы тронула сухая улыбка.
– Здесь есть только сегодня. Ни вчера, ни завтра. Ты можешь пробыть здесь год и вернуться домой сразу после того, как ушла. Не важно, сколько ты проспала.
Вася помолчала, осмысливая услышанное, и потом уже тише спросила:
– А где я?
Ночь в снегу померкла в воспоминаниях, но ей казалось, что тогда она видела на его лице смесь равнодушия, злонамеренности и печали. Сейчас он выглядел просто развеселившимся.
– У меня в доме, – ответил он. – В таком, какой он есть.
«Это ничем мне не помогло». Вася проглотила слова, не произнеся их вслух, но, наверное, ее мысли отразились у нее на лице.
– Боюсь, – добавил он совершенно серьезно, хоть глаза у него и искрились, – что тебе повезло (или очень не повезло) иметь то, что твой народ называет ясновидением. Мой дом – ельник, а ельник – мой дом, и ты видишь одновременно и то, и другое.
– И что мне с этим делать? – процедила Вася сквозь зубы.
Она совершенно не в состоянии была соблюдать вежливость: еще немного – и ее вырвет прямо ему на ноги.
– Смотри на меня, – посоветовал он. Его голоса невозможно было ослушаться: он словно заполнял ее мозг. – Смотри только на меня. – Она встретилась с ним взглядом. – Ты в моем доме. Верь, что это так.
Вася неуверенно повторила это себе самой. Прямо у нее на глазах стены становились настоящими. Она оказалась в примитивном просторном жилище с потертой резьбой и потолком цвета полуденного неба. От большой печи у одной из стен исходил жар. На стенах висели тканые картины: волки на снегу, спящий медведь, темноволосый воин, правящий санями.
Она заставила себя оторваться от этих картин.
