– Сон сродни смерти, Вася, – прошептал он у нее над головой. – И оба принадлежат мне.
* * *
Когда Вася проснулась, Морозко был дома, как и обещал. Она выбралась из постели и прошла к огню. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на языки пламени. Казалось, он все это время не двигался с места. Если внимательно приглядеться, то можно было увидеть вокруг него лес, а он сам тогда становился громадным белым безмолвием посредине него. Но когда она уселась на лавку, он повернулся к ней, и его лицо перестало быть таким отстраненным.
– Куда вы ездили вчера? – спросила она. – Где вы были, когда медведь узнал, что вы далеко?
– Много куда, – ответил Морозко. – Я привез тебе подарки.
У печки лежала груда свертков. Вася посмотрела на них. Он выгнул бровь, приглашая ее посмотреть, а она была еще достаточно юной, чтобы тут же броситься к сверткам. Вася с волнением развернула первый: там оказалось зеленое платье с алой отделкой и плащ на собольем меху. В других свертках нашлись сафьяновые сапожки с вышивкой в виде малиновых ягод. Были там и убор для волос, и кольца – масса колец. Вася взвесила их на ладони. А еще среди подарков были кожаные седельные сумы с золотом и серебром, серебряная парча и богатая мягкая ткань, названия которой она даже не знала.
Вася рассмотрела все подарки.
«Я девушка из сказки, – подумала она. – Это же настоящие сокровища. Теперь он отвезет меня обратно домой, осыпанную дарами».
Она вспомнила его руки в ночи, редкие мгновения нежности.
«Нет, это пустое. История звучит иначе. Я просто девушка из сказки, а он жестокий хозяин зимы. Девица уезжает из леса, выходит замуж за красавца и забывает про волшебство».
Тогда почему ей так больно? Она отложила ткань.
– Это мое приданое?
Ее голос звучал тихо. Она не знала, что написано у нее на лице.
– Тебе же оно понадобится, – объяснил Морозко.
– Не от вас, – прошептала Вася и увидела, что он изумился. – Я привезу ваши подснежники мачехе. Соловей отправится со мной в Лесной Край, если захочет. Но я больше ничего у вас не возьму, Морозко.
– Ты ничего от меня не примешь, Вася? – спросил Морозко, и на этот раз его голос звучал совсем по-человечески.
Вася попятилась, споткнувшись о сокровища, разбросанные у ее ног.
– Ничего! – Она знала, что плачет, но старалась говорить разумно. – Свяжите своего брата и спасите нас. Я уезжаю домой.
Ее шуба висела у печи. Она надела валенки и подхватила корзинку с подснежниками. Втайне она надеялась, что он станет протестовать, но он не стал.
– Тогда ты окажешься у своей деревни на рассвете, – сказал Морозко. Он уже поднялся на ноги. Чуть помолчав, он добавил: – Верь в меня, Вася. Не забывай меня.
Но она уже шагнула за порог, ушла.
26. У оттепели
«Она же просто сумасшедшая дурочка, – думал Константин. – Он сказал, что не убьет ее. Мне надо, чтобы он меня оставил. Об этом никому знать нельзя».
Серый рассвет, восход красного солнца.
«Что это за граница, о которой он говорил? В лесу. Подснежники. Старый дуб перед рассветом».
Константин прокрался к Анне в комнату и прикоснулся к ее плечу. Ее дочь Ирина спала рядом с ней, но даже не пошевелилась. Он накрыл Аннин рот ладонью, чтобы заглушить ее вскрик.
– Идем со мной, – сказал он. – Бог зовет нас. – Он поймал ее взгляд. Она лежала неподвижно, раскрыв рот. Он поцеловал ее в лоб. – Идем, – повторил он.
Она устремила на него глаза, которые внезапно наполнились слезами.
– Да, – сказала она.
Она пошла за ним, словно собачонка. Он приготовился шептать, говорить глупости, но хватило одного взгляда, чтобы она последовала за ним. Было еще темно, но на востоке небо уже посветлело. Было очень холодно. Он закутал ее в ее шубу и вывел из дома. Анна уже несколько месяцев не выходила на улицу, даже днем, но сейчас она шла с ним, и только дыхание у нее чуть участилось, когда они вышли за деревню.
Старый дуб нашелся почти сразу же за границей леса. Прежде Константин никогда его не видел. Вокруг них стояла зима: саван хрусткого снега, каменная земля, лед на реке, как голубой мрамор. Однако под дубом снег растаял и… Константин шагнул ближе… земля была усыпана подснежниками. Анна сжала ему локоть.
– Батюшка, – прошептала она, – ох, батюшка, что это тут? Сейчас же еще зима, для подснежников слишком рано.
– Оттепель, – ответил Константин, усталый, разбитый и уверенный. – Идем, Анна.
Она переплела их пальцы. Ее прикосновение было совершенно детским. В свете раннего утра ему видны были у нее во рту черные провалы от нескольких выкрошившихся зубов.
Константин повел ее ближе к дереву по ковру чересчур ранних подснежников. Ближе и ближе.
И неожиданно они оказались на поляне, которой никогда раньше не видели. Одинокий дуб стоял в самом центре, а у его древних ног теснились подснежники. Небо было белым. Земля оказалась раскисшей, превращающейся в грязь.
– Молодец, – похвалил голос.
Казалось, он раздается прямо из воздуха, из воды. Анна издала захлебывающийся крик. Константин увидел на снегу тень, которая стала чудовищно огромной, длинной и кривой: тень, чернее которой он никогда не видел. Однако Анна смотрела не на тень, а на воздух за ней. Указывая трясущимся пальцем, она непрерывно вопила и вопила.
Константин посмотрел туда, куда смотрела Анна, но ничего не увидел.
Тень вытягивалась и дрожала, словно пес, оглаживаемый хозяином. Вопли Анны раздирали пустой воздух. Свет стал тусклым и пресным.
– Молодец, слуга, – сказала тень. – Она – именно то, что мне нужно. Она может меня видеть, и она боится. Кричи, ведьма, кричи!
Константин ощущал себя опустошенным и стран-но-спокойным. Он оттолкнул Анну от себя, хоть она царапалась и цеплялась за него, впиваясь ногтями в его рукав.
– А теперь, – потребовал Константин, – выполняй свое обещание. Оставь меня. Верни девушку.
Тень застыла, словно кабан, услышавший далекие шаги охотника.
– Иди домой, человек Божий, – сказала она. – Возвращайся и жди. Девушка к тебе придет. Даю слово.
Испуганные вопли Анны стали еще громче. Она рухнула на землю и стала целовать священнику ноги, обнимать его колени.
– Батюшка! – молила она. – Нет, прошу вас! Не оставляйте меня, молю вас. Умоляю! Это же дьявол! Это дьявол!
Константина заполнило усталое отвращение.
– Хорошо, – сказал он тени.
Он оттолкнул Анну.
– Советую тебе молиться.
Она зарыдала еще громче.
– Я ухожу, – сказал Константин тени. – Я буду ждать. Не нарушай своего обещания.
