Однако говоря эти слова, он стремительно уменьшался в размере. Медведь стал человеком – щуплым, ежащимся мужичком, смотревшим на них снизу вверх единственным слезящимся глазом.
Белая фигура возникла рядом с Соловьем, и белая рука коснулась напряженной шеи жеребца. Конь вскинул голову и замедлил бег.
– Нет! – крикнула Вася. – Нет, Соловей, не останавливайся!
Однако одноглазый съежился на снегу, и она почувствовала, как Морозко прикоснулся к ее руке.
– Хватит, Вася, – сказал он. – Видишь? Он связан. Все позади.
Она уставилась на щуплого человечка, ошеломленно моргая.
– Как?
– Такова сила людей, – объяснил Морозко со странным удовлетворением. – Мы, живущие вечно, не знаем отваги, и не любим настолько сильно, чтобы отдать свою жизнь. Петр Владимирович умрет, как он и пожелал бы. Все позади.
– Нет! – сказала Вася, высвобождая руку. – Нет…
Она спрыгнула с Соловья. Медведь с ворчанием отпрянул, но она о нем уже забыла. Она бросилась к отцу. Алеша оказался рядом с ним раньше нее. Он отодвинул край отцовской шубы. От удара у Петра сломались все ребра на одном боку, и на губах пузырилась кровь. Вася прижала ладони к ране. Ее руки стали горячими. Слезы капали прямо на закрытые глаза отца. Посеревшее лицо Петра чуть порозовело, глаза открылись. Когда его взгляд упал на Васю, он оживился.
– Марина! – прохрипел он. – Марина!
Он тихо выдохнул – и больше не дышал.
– Нет, – прошептала Вася. – Нет!
Она погрузила кончики пальцев в обмякшую плоть отца. Его грудь внезапно расширилась, словно кузнечные мехи, но глаза остались погасшими, неподвижными. Вася чувствовала вкус крови от прокушенной губы и боролась со смертью так, словно она была ее собственной, словно…
Холодные руки схватили обе ее руки, отбирая у них тепло. Вася попыталась высвободиться – и не смогла. Голос Морозко холодным дуновением коснулся ее щеки.
– Оставь, Вася. Он это выбрал. Ты не можешь это изменить.
– Нет, могу! – прошипела она, задыхаясь. – Это должна была быть я. Отпусти!
Ее руки внезапно освободились, и она стремительно обернулась. Морозко уже отстранился. Она посмотрела в его лицо – бледное, равнодушное, жестокое… и чуть-чуть доброе.
– Слишком поздно, – сказал он.
Вокруг ветер подхватил эти слова: «Поздно, поздно…»
А потом хозяин зимы вскочил на спину белой кобылицы позади еще одной фигуры, которую Вася смутно видела только краем глаза.
– Нет! – крикнула она, бросаясь им вслед. – Подождите! Батюшка!
Но белая кобылица уже умчалась в лес и растаяла в темноте.
* * *
Тишина наступила внезапно и была абсолютной. Одноглазый ускользнул в кусты, черти исчезли в зимнем лесу. Русалка на ходу прикоснулась мокрой рукой к Васиному плечу.
– Спасибо, Василиса Петровна, – сказала она.
Соловей ласково трогал ее губами.
Вася ничего не замечала. Она невидящим взором смотрела перед собой, сжимая медленно холодеющую отцовскую руку.
– Посмотри, – хрипло прошептал Алеша, не вытирая мокрых глаз, – подснежники умирают.
Он был прав. Теплый, тошнотворный, пропахший смертью ветер похолодел и усилился, и цветы никли, падая на мерзлую землю. Еще не наступила середина зимы, до их поры было еще далеко. Вскоре останется только громадный дуб с кривыми ветвями. Деревня лежала за ним: теперь ее было хорошо видно, и до нее было рукой подать. Рассвет уже наступил, день был холодным.
– Связано, – сказала Вася. – Чудовище связано. Батюшка это сделал.
Она протянула руку и сорвала поникший подснежник.
– Как батюшка здесь оказался? – в тихом изумлении спросил Алеша. – Он… так смотрел. Словно знал, что делать, как и почему. Он сейчас с матушкой, по Божьей милости.
Алеша перекрестил тело отца, разогнулся, прошел к Анне и повторил этот жест.
Однако Вася не шевелилась и не отвечала.
Она вложила цветок отцу в руку. А потом положила голову ему на грудь и беззвучно заплакала.
28. В конце и в начале
Всю ночь над Петром Владимировичем и его женой читали псалтирь. Их похоронили рядом, и Петра положили между первой женой и второй. Хотя люди и горевали, но они не отчаивались. Миазмы смерти и безнадежности ушли с их полей и из их домов. Даже оборванные погорельцы из наполовину уничтоженной деревни, которых привел измученный Коля, никого не напугали. Мороз только пощипывал, а солнце ярко светило, усеивая снег бриллиантами.
Вася стояла со своими родными, укутанными от мороза, и стойко терпела перешептывания. «Василиса Петровна исчезала. Она вернулась на крылатом коне. Лучше бы она умерла. Ведьма». Вася вспомнила ощущение стянутых веревкой запястий и холодный взгляд Олега, человека, которого она знала с детства, и приняла решение.
Когда все разошлись, Вася в сумерках стояла у могилы отца, одна. Она чувствовала себя постаревшей, усталой и унылой.
– Ты меня слышишь, Морозко? – спросила она.
– Да, – ответил он и тут же оказался рядом с ней.
Она прочла на его лице легкую настороженность, и у нее вырвался смешок, похожий на рыдание.
– Боишься, что я попрошу вернуть отца?
– Когда я свободно ходил меж людьми, живые на меня кричали, – спокойно отозвался Морозко. – Они хватали меня за руку, мою кобылицу за гриву. Матери умоляли, чтобы я взял их, когда я забирал их детей.
– Ну, с меня возвратившихся мертвецов довольно.
Вася старалась говорить с холодной отстраненностью, но голос ее дрогнул.
– Да, наверное, – согласился он, однако настороженность покинула его лицо. – Я буду помнить его отвагу, Вася, – пообещал он. – И твою тоже.
Она горько усмехнулась в ответ.
– Всегда? Когда я стану, как мой отец, прахом в холодной земле? Ну что ж, это неплохо, когда тебя помнят.
Он ничего не сказал, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.
– Чего ты от меня хочешь, Василиса Петровна?
– Зачем мой отец умер? – вырвалось у нее. – Он нам нужен. Если уж кому-то и надо было умереть, то лучше бы это была я.
– Это был его выбор, Вася, – сказал Морозко. – Это было его право. Он не хотел бы, чтобы это было иначе. Он умер ради тебя.
Вася покачала головой и беспокойно покружила по кладбищу.
– Как батюшка вообще узнал? Он появился на той поляне. Он знал. Как он смог нас найти?
Морозко помедлил, а потом осторожно ответил:
– Он вернулся домой раньше других и обнаружил, что ты и твой брат исчезли. Он пошел в лес вас искать. Та поляна заколдована. Пока дерево на ней живо, она будет делать все возможное, чтобы не выпустить медведя. Поляна знала, что необходимо, даже лучше меня. Она притянула к себе твоего отца, как только он вошел в лес.
