В полном соответствии с воззрениями, царившими в Королевских ВМС и английском обществе в целом, Скотт считал, что героизм неразрывно связан с преодолением жестоких трудностей и самопожертвованием. Эта идея тоже сослужила ему дурную службу: прославляя человека и его силу, он решил, что благороднее будет, если не собаки или кони, а люди в упряжках поволокут по снежной целине тяжеленные сани с провиантом и снаряжением. В этом смысле очень показателен когда-то написанный Скоттом пассаж: «На мой взгляд, ни одно путешествие на собаках и близко не подошло к высотам благородного подвига, который совершает отряд мужчин, выступающий в поход навстречу невзгодам, опасностям и лишениям, полагаясь только на собственные силы; проводя дни и недели в изнурительном физическом труде, они срывают покров с великого непознанного»
[316]. Притом что людские упряжки двигались медленно, истощали физические силы участников экспедиции и в итоге доказали свою пагубность, Скотт, который, как истинный представитель своего времени, был подвержен сословному снобизму, считал, что в тяготах таскания упряжек на своих плечах больше доблести, чем в использовании ездовых собак, приверженцем чего был Амундсен и другие полярные путешественники.
Помимо прочего, Скотт не умел правильно анализировать причины своих успехов и неудач. Большинство людей вообще склонны — часто незаслуженно — приписывать свои успехи не обстоятельствам, а самим себе, и, наоборот, в неудачах они винят что угодно и кого угодно, но только не себя. Между тем, даже просто сопротивляясь желанию ни за что не признавать свою вину, мы можем вырваться из тисков устаревших правил
[317]. У Скотта имелась масса возможностей извлечь уроки хотя бы из опыта предыдущей антарктической экспедиции и скорректировать собственные правила полярного похода. Первая его экспедиция получила ценные научные результаты (например, обнаружила колонию императорских пингвинов на мысе Крозье), но одновременно на ее долю выпало много трудностей и несчастий, среди которых частые поломки снаряжения, цинга и гибель ездовых собак. Из всего этого просто необходимо было сделать выводы.
Однако, вернувшись в Англию, Скотт написал книгу в самом бравурном тоне; успехи экспедиции он объяснил своим искусным руководством и героизмом мужественных англичан, а в неудачах винил злую судьбу и опасности Антарктики
[318]. Так, недоедание он представил как неизбежное зло всякого полярного похода, которое он и его товарищи героически преодолели. Правда, он забыл упомянуть о том, что рацион был составлен неграмотно, и это обернулось настоящей катастрофой, о чем свидетельствуют личные дневники его бывших соратников. В том же, что экспедиции не удалось продвинуться дальше на юг, Скотт обвинил заболевшего участника похода, некого Эрнеста Шеклтона, но при этом не потрудился проанализировать собственные просчеты в планировании, из-за которых и усугубилась цинга Шеклтона. По мнению Скотта, от ездовых собак в походе было больше проблем, чем пользы, ибо они принципиально непригодны для полярных путешествий; при этом он скромно умолчал о том, что сам так и не освоил управление собачьими упряжками. Как показывают исследования, лучше всего учишься на собственном опыте, когда понимаешь истинные причины событий и особенно неудач
[319]. Скотт же не смог обучиться новым правилам, так как предпочитал выдавать провалы за успехи и приписывать закономерные неудачи не тем причинам, какие их в действительности вызвали.
Еще одна трагическая ошибка состояла в том, что Скотт отрезал себя от информации. Верный сословным традициям флота Ее Величества, он общался с участниками экспедиции свысока и надменно. Лишь к немногим он готов был прислушаться, но неизменно следил за тем, чтобы офицеры держались отдельно от матросов. Люди скорее научаются верно определять причины своих удач и неудач, если в повседневном общении обсуждают совместный опыт, а в случае со Скоттом этому препятствовала его добровольная самоизоляция
[320]. Он изолировал себя и в других смыслах. Так, например, нет никаких упоминаний о том, чтобы Скотт участвовал в мозговых штурмах или делился личными размышлениями. Зато один источник отмечает, что «его [Скотта] флотская выучка сводилась к хорошим манерам, приверженности заведенному порядку, дисциплине, послушанию, но подавила в нем склонность к самостоятельному мышлению. Ему не хватало способности учиться на опыте других»
[321]. Если Амундсен прилежно изучал быт коренных народов Арктики, видя в этом ценный источник знаний, то Скотт пренебрежительно называл их нецивилизованными и считал, что у них не научишься ничему полезному. Так что, даже если бы у Скотта был мотив расширить или изменить свои правила, их эффективность оказалась бы сомнительной из-за его неумения смотреть в суть вещей.
Первый в истории поход к Южному полюсу требовал нового уровня понимания и соответствующих ему простых правил. Амундсен целенаправленно готовился к походу и расширял свой кругозор. Переключившись с морского образа мышления на сухопутный, он определил критические узкие места (например, обращение с ездовыми собаками и обеспечение провиантом) и составил себе соответствующие правила. Скотт же не сделал всего этого и остался в западне представлений, полученных во время службы в Королевских ВМС и совершенно непригодных для антарктического похода. Скотта погубил неверный анализ неудач предыдущей экспедиции: не видя и не осознавая своей вины в них, он не имел и мотивации что-то менять в порядке своих действий. И конечно, его подвела неполнота и обрывочность информации, подсказывающей, что и в какую сторону следовало бы изменить. Эти универсальные причины объясняют, почему многие люди неспособны переосмыслить свою ситуацию и свои простые правила, даже когда и слепому видно, что это давно пора сделать.
Скотт трагически заблуждался. Перед лицом крупных деструктивных перемен — таких, как нехватка воды, грозящая перерасти в постоянный фактор жизни, или предстоящий поход по неосвоенной местности, — важно признать, что перемены действительно происходят, постараться увидеть их глубинные, а не сиюминутные последствия, а затем без колебаний распрощаться со старыми правилами и, не мешкая, составить новые. Однако бывают ситуации, в которых неразумно сидеть сложа руки и дожидаться, когда устои в следующий раз обрушатся. В этом случае разумнее самому стать разрушителем устоев и, действуя на опережение, передать роль узких мест другим делам и решениям, а старые правила — не только свои, но и тех, кто причастен к данной сфере, — ликвидировать.
