Уже совсем по-иному выглядят действия того же Мстислава Удатного спустя два года после похода под Отепя: «Когда великий король Новгорода Мстислав услышал о тевтонском войске в Эстонии, поднялся и он с пятнадцатью тысячами воинов и пошел в Вайгу, а из Вайги в Гервен; не найдя тут тевтонов, двинулся дальше в Гариэн, осадил замок Варболэ и бился с ними несколько дней. Осажденные обещали дать ему семьсот марок ногат, если он отступит, и он возвратился в свой землю».
Тот же поход очень близко к немецкой хронике описывает и Новгородский летописец: «Того же дня (1 февраля) иде Мьстиславъ с новгородци на Чюдь на Ереву (Гервен), сквозе землю Чюдьскую к морю, села их потрати и осекы ихъ возмя; и ста с новгородци под городом Воробиномъ (Варболэ), и да новгородци две части дани, а третьюю часть двораномъ; бяше же ту Плесковскии князь Всеволод Борисовиць со плесковици, и Торопечьскыи князь Давыдъ, Володимерь брат; и приидоша вси здраве со множествомъ полона».
Конечно, количество войска, приведенного князем Мстиславом, хронистом преувеличено. Но вызывает интерес расхождение источников по поводу причин похода. Новгородский летописец, ничего не говоря о немцах, опять рисует очередной удачный рейд своего князя за «чудской» данью, Генрих Латвийский прямо указывает, что причиной вторжения русского войска был поход в Эстонию немцев, и что русские не просто грабили эстонские области Вайгу и Гервен, а искали там сражения с ними. Кто же прав? Вероятнее всего, источники дополняют друг друга.
В 1212 году набеги на Эстонию Бертольда Венденского уже давно переросли в крупномасштабную войну. И, хотя Альберт еще не делает прямых попыток закрепиться в Эстонии, как в Ливонии и Кокнесе, вряд ли новгородский князь питал иллюзии относительно дальнейших планов агрессивного соседа. Скорее всего, на этот раз обычный поход за данью в Эстонию преследовал другую, более важную цель – сразиться с крестоносцами в генеральной битве. О том, что Мстислав стремится к встрече с немецким войском, свидетельствует и то, что в поход вместе с ним идут помимо псковской еще и торопецкая дружина. Фактически в его войске представлены все верные ему на тот час вассалы из числа близких родственников. А фраза немецкого хрониста о том, что Мстислав начал поход, «услышав о тевтонском войске», вполне понятна, если новгородский князь имел желание сразиться с немцами, ему проще было сделать это на территории пограничной с ним Эстонии, а не совершать опасный рейд вглубь ливонских земель, на что он в результате так и не решился. Не найдя немецкого войска, уже покинувшего Эстонию, он переходит к обычной тактике «похода на Чудь», берет выкуп с осажденного Варболэ и отступает назад. Можно ли обвинять новгородского князя в непоследовательности или неумелом проведении операции? Конечно же, нет. Он не выступает в этом походе союзником эстов, прежде всего, потому, что ни за какой военной помощью эсты к нему не обращаются. Нет среди мотивов его похода и вступления борьбу за господство в Эстонии, что наглядно демонстрирует ход военного предприятия. Но у этого политического шага все же была вполне реальная причина, не касающаяся напрямую эстонской войны. А именно – политическая измена в его собственных рядах, произошедшая вскоре после похода на Отепя.
Политическая судьба Владимира Мстиславича
Вотчиной Владимира Мстиславича, младшего брата Мстислава Удатного, был Торопец, входивший в так называемый «домен Мстислава Великого», выделенный этим князем еще в начале XII века из смоленских владений, чтобы он и его потомки, занимая новгородский стол, могли иметь собственные вотчины (по законам новгородской боярской «вольницы» князь не мог иметь домен в самой Новгородской земле). Скорее всего, он еще занимал торопецкий стол, в момент своего первого упоминания в летописях, когда в 1208 году совместно с новгородским посадником Твердиславом разбил на р. Ловати литовское войско. Псковское княжение он получил, вероятно, вскоре после прихода к власти в Новгороде его старшего брата Мстислава Удатного, в 1209 году
[68].
Летом того же года летопись сообщает о получении им от брата Мстислава в управление и города Великие Луки, который был ключевым пунктом на новгородско-полоцкой границе, откуда совершались литовские походы. Начало княжения Владимира в Пскове совпало с началом активной деятельности Бертольда Венденского, вовлекшего князей подчиненной Пскову Талавы в войну с эстами. Возможно, что именно это и определило позицию Владимира в последовавших вскоре за этим событиях.
Еще в 1210 г. он принимает участие в походе Мстислава Удатного на Отепя. Но в том же году Хроника Генриха говорит о Владимире уже как о союзнике крестоносцев против эстов. Описывая подготовку к походу-реваншу после поражения немцев при Имере, хронист отмечает: «Известие дошло и во Псков, бывший тогда в мире с нами, и оттуда явился очень большой отряд русских на помощь нашим». Причем, как свидетельствует источник, мир был подкреплен династическим браком – женитьбой брата епископа Альберта Теодориха на дочери князя Владимира. В средневековой международной договорной практике такие союзы считались наиболее прочными и заключались на долговременную перспективу, в отличие от обычных договоров, действовавших в течение нескольких лет. Почему так изменилась позиция Владимира, и что побудило его пойти на такой союз немцами? Несомненно, что главным условием было сохранение за Псковом прав на талавскую дань. Историк Е. Л. Назарова предположила также, что Владимиру были обещаны в данничество и какие-то восточно-эстонские земли, что, впрочем, не лишено основания, хотя и ничем не подтверждается. Был в этом договоре и мотив совместной борьбы с литовцами (напомним, время его заключение совпадает со временем возникновения «первой коалиции»). В том же 1210 году мы можем предположить и заключение мирного договора между Владимиром Псковским и Владимиром Полоцким (подписавшим тогда же мир с Ригой и вышедшим из коалиции против нее).
Приведенный псковским князем «большой отряд» принимает участие в совместном походе в эстонскую область Зонтагану. Поход был успешным: но родной Псков встретил победителя вовсе не фанфарами: вскоре после возвращения псковичи изгнали его со стола. Хроника датирует это событие февралем 1212 года. В действительности это состоялось уже в начале лета 1211-го, то есть вскоре после возвращения князя из рейда в Зонтагану
[69]. Генрих Латвийский говорит прямо, что причиной изгнания было недовольство псковичей династическим браком дочери князя с Теодорихом, что позволило историкам увидеть в причинах его изгнания прежде всего реакцию православного духовенства
[70]. Однако такая причина сама по себе вряд ли имела место, учитывая, что браки между православными Рюриковичами и представителями католических стран были обыденным явлением. В Пскове, как и в Новгороде, было несколько боярских партий, одна из которых и спровоцировала Владимира на союз с Ригой, добиваясь, прежде всего, большей независимости от Новгорода. Вполне возможно, что и сам князь стремился таким образом выйти из-под влияния старшего брата и сюзерена Мстислава Удатного. Но после военного участия псковского князя в войне за Эстонию, сторонники договора с немцами оказалась в явном меньшинстве. Возможно, именно военное участие Владимира в ливонских делах возмутило псковское вече.
