О том, что арбалеты обеспечивали военное преимущество крестоносцев, свидетельствуют и «Хроника» Генриха Латвийского, и «Ливонская рифмованная хроника». Эпизод из «Ливонской рифмованной хроники», о котором мы хотим рассказать, находится за рамками рассматриваемого нами периода существования ордена меченосцев. Тем не менее, он доказывает, что и в более позднее время арбалеты были гораздо мощнее местных луков. Речь идет о семидесятых годах тринадцатого столетия, когда земгальский князь Намейсис поднял свой народ на восстание против ордена (теперь уже Тевтонского) и епископа. Восставшие земгалы осадили замок Тервете. Предместье было сожжено. Все находившиеся там немцы перебиты. Земгалы захватили несколько арбалетов и одного стрелка по имени Бертольд, который, спасая свою жизнь, предложил земгалам свои услуги по обучению стрельбе. Читая хронику, можно представить, как это могло быть.
* * *
Двое конных земгалов почти настигли беглеца. Судя по одежде, это был орденский слуга. Он бежал что есть силы, но на какой-то кочке его нога подвернулась, и он полетел на землю. Один из земгалов, крупный воин, под которым низкорослый конь казался почти игрушечным, поднял копье, готовясь пронзить беглеца копьем. Светловолосый немец, в глазах которого отразился смертельный ужас, начал что-то кричать по-немецки.
– Подожди! – остановил разгоряченного погоней воина второй всадник. – Этот говорит, что стрелок, и может нам пригодиться.
– Ну и что! – возразил первый. – Всем чужеземцам смерть. Кто его звал к нам?
– Говорю же, подожди, отведем его к князю. Убить его всегда успеем.
Земгалы скрутили немцу руки и, подталкивая копьями, погнали в сторону сгоревшего предместья Тервете. Когда они достигли посада, Намейсис как раз объезжал замок, размышляя как лучше начать приступ. Князь ехал на таком же низкорослом земгальском коне, как и другие воины. На голове его красовалась кунья шапка, плащ скрепляла большая золотая сакта в виде подковы. Увидев пленного, Намейсис подъехал и спросил всадников:
– Кто такой?
Немец, видимо, узнав князя, бухнулся на колени:
– Пощади, король, меня зовут Бертольд! Я стрелок. Буду служить тебе. Могу научить твоих людей искусству стрельбы из самострелов.
Намейсис понимал по-немецки. Он покосился на одного из своих лучников. Лук у него был большой, и стрелы длинные. Но против немецких кольчуг и лат они все-таки были слабоваты. Прищурившись, Намейсис поглаживал русую бороду в полном молчании. На пальце его тускло поблескивал массивный витой перстень из золота. Земгалы, собравшиеся вокруг, ждали, что скажет князь.
– Хорошо, я оставляю тебе жизнь, – по-немецки сказал Намейсис. – Твое умение понадобится нам для битв.
Обернувшись к воинам, предводитель земгалов громко проговорил:
– Принесите все самострелы, какие найдете. Этот Бертольд научит лучников, как ими пользоваться. Мы сохраним ему жизнь.
Оценив обстановку, Намейсис приказал начать приступ. Земгалы кинулись к воротам и стенам замка. Но со стен градом полетели камни, и засвистели стрелы арбалетчиков. Первый штурм быстро захлебнулся, земгалы откатились от стен Тервете. Намейсис, наблюдавший за приступом, обратился к своей дружине:
– Так просто замок не взять. Крестоносцы не знают о том, что у нас их самострелы. Пусть лучники покажут, чему их успел научить немец.
Лучники выступили вперед. С ними вместе пошел и Бертольд. Не колеблясь, он первым нацелился в проем стены, где виднелся плащ одного из братьев, и пустил стрелу. С тонким свистом короткая стрела пронзила кольчугу рыцаря, который, захрипев, упал. В тот же миг еще несколько стрел устремились к стенам. Некоторые из них достигли цели. Сверху раздались проклятья на немецком языке. Защитники замка не думали, что земгалы умеют стрелять из арбалетов, а их стрел вообще не опасались. Обычные стрелы, выпущенные из лука, на таком расстоянии не могли причинить латникам вреда, разве что легкое ранение. После первого залпа раздался радостный крик земгалов. Несколько братьев ордена было выведено из строя. Ободренный торжествующим ревом, Бертольд продолжал стрелять по замку, ранив еще нескольких защитников. Со стен понеслись ругательства уже в адрес Бертольда. То и дело слышалось яростное «ungetruwe hunt»
[95]. На это Бертольд отвечал новыми выстрелами.
Этот факт свидетельствует о преимуществе вооружения крестоносцев и о временном характере этого преимущества.
Метательная артиллерия
Первые сведения о применении крестоносцами метательных орудий в Ливонии встречаются в хронике Генриха Латвийского. Уже в первые годы после основания Риги, а именно в 1206 году, при осаде ливской крепости Гольм на Даугаве «христиане подошли к пригородным постройкам, подложили огонь под стены замка и стали метательными орудиями (patherellis) бросать в замок огонь и камни»
[96]. Далее хронист повествует о других боях и походах, где фигурируют осадные метательные машины.
В интересной работе «Некоторые заметки о применении метательных орудий в Ливонии в XIII–XIV вв.», анализируя текст хроники, латвийский исследователь Андрис Зеленковс
[97] подчеркивает, что в рассказах автора о военных действиях против местных народов – ливов, латгалов, куршей, эстов, земгалов – чувствуется превосходство завоевателей, причем вовсе не идейное. Генрих описывает метательные орудия как естественное преимущество крестоносцев. Ему представляется логичным, что местным народам подобное оружие неизвестно.
А. Зеленковс делает вывод, что метательные орудия в Ливонии появились лишь с началом крестоносной экспансии. Метательные машины привезли с собой немцы и датчане.
Второй путь, откуда в Балтию могли прийти метательные машины, – это Русские земли. Подобная техника существовала на Руси, по-видимому, и раньше, но широкое ее распространение зафиксировано с середины XIII столетия. По-русски метательные машины именовались «пороками». Первое упоминание об этой технике в русских летописях относится к 1204 году, когда западные крестоносцы напали на Константинополь. Согласно Софийской первой летописи старшего извода, крестоносцы «начаша брань строити к Царюграду и замыслиша, яко же и преже на кораблих раими на шеглах, на инех же кораблих исчиниша порокы и лествица, а на иных замыслиша свешивать бочкы чрез град, накладены смолы и лучины зажегше, и пустиша на град на хоромы, яко же и преже пожгоша град».
В своей работе, посвященной метательной технике, Дмитрий Уваров, приводя этот и другие примеры из упомянутой летописи, отмечает: «Таким образом, пороки упоминаются в 15 эпизодах, охватывающих период с 1204 по 1398 гг. Из них в 5 случаях пороки применяются русской стороной (между 1239 и 1398 гг.). Из них 1 случай связан с черниговцами (1239 г.), 3 с новгородцами (1268, 1272 и 1398 гг.) и 1 с москвичами (1382 г.). Еще в 4 случаях пороки применяются монголо-татарами (только в походах 1238–1240 гг.) и в 6 случаях – западными крестоносцами (в 1 случае итальянцами, в 4 немцами, в 1 шведами). Примечательно, что пороки не упоминаются в междоусобных межкняжеских войнах (кроме единственного, самого позднего эпизода 1398 г. на русском Севере) и в боях с монголо-татарами после Батыя, хотя в летописи таким войнам уделено много места. С другой стороны, отметим концентрацию упоминаний в северо-западном новгород-псковском регионе (8 из 15)»
[98].
