– Что теперь? – спросил Лоренс.
– Проведем вскрытие, – ответил Стюарт.
– Зачем? – снова спросил тот. – Какой в этом смысл?
– Нам надо понять, от чего она умерла, – сказал Фанк.
– Вскрытие поможет точно определить причину смерти, время, когда наступила смерть, а также выявить возможные обстоятельства медицинского характера, которые не видны невооруженным взглядом, но которые могут иметь отношение к ее смерти, – объяснил Кинс.
– Или могут привести нас к человеку, который это сделал, – добавила Трейси.
– Да это ее дружок, козлина, – сказал Лоренс, глядя на Трейси побелевшими от злости глазами. – Он затащил ее в это болото, в такую жизнь. Черт, просто арестуйте его. Как его зовут, этого говнюка?
– Таггарт. Брэдли Таггарт, – сказала Ширли устало. Платочком она промокала уголки глаз.
– Он спал с ней, когда ей было всего пятнадцать, но вы тогда и пальцем о палец не ударили. А еще он избивал ее, – продолжал Лоренс. – Вот вам готовый подозреваемый. Идите поговорите с ним.
– Мы это и сделаем, – сказала Трейси. И сделала шаг назад, чтобы уйти с Лоренсовой линии огня. – Миссис Беркман, как, по-вашему, Вероника с кем-нибудь, кроме Таггарта, встречалась? Она вам ничего такого не рассказывала?
Ширли отрицательно помотала головой.
– Мы не так часто с ней общались.
– Этот бойфренд прятал ее от нас, – сказал отчим. – Мы не могли ей даже позвонить.
– А какого-нибудь бывшего парня, который мог затаить против нее обиду, не было? – спросил Кинс.
– Ей было пятнадцать, когда она сошлась с этим типом, – заявил Лоренс. – Никаких бывших у нее не было.
– А враги? Могли у нее быть враги? – подключилась Трейси. – Она не говорила вам, может быть, кто-то преследовал ее, угрожал на работе?
– Нет, – ответила Ширли. – Никто. – Мать судорожно вздохнула, но сохранила контроль. – Вероника была хорошей девочкой. Она попала в плохую ситуацию, но плохим человеком она не была.
– Конечно, нет, – сказала Трейси.
– Где вы ее нашли?
– В комнате мотеля на Аврора-авеню, – сказала Трейси.
Слезы потекли по щекам Ширли Беркман, оставляя дорожки в тональном креме. Когда Лоренс шагнул к ней, чтобы обнять, она отшатнулась и выбежала из комнаты, а он остался стоять, одинокий и растерянный. Помешкал, словно подыскивая слова. Потом опустил глаза и вышел; каблуки его ковбойских сапог цокали по линолеуму.
Глава 19
Прохладный воздух с Эллиот Бей освежал, и Трейси, все еще красная от пережитого волнения, с наслаждением втягивала его, пока они с Кинсом переходили Джефферсон-стрит на ту сторону, где осталась их машина.
Воробей открыл дверцу водительского места, но садиться не спешил.
– Что это сейчас было?
– Я была не права, что уехала, Кинс?
– Не изводи себя.
– Наверное, мне надо было остаться. Может быть, если бы я осталась, мы бы уже поймали этого парня сейчас.
– Твоей вины тут нет. И ничьей другой тоже. Это Ноласко принял решение отправить дело Хансен в висяки. И забрал он его у нас с одной целью: чтобы тебе нагадить. А в Седар Гроув поехать было нужно, и во всей полиции штата не найдется ни единого копа, который не поступил бы так же, как ты. Ты имела право узнать, что случилось с твоей сестрой.
Она кивнула, но никакие утешения Кинса не могли унять боль, которую она испытала, наблюдая мгновения прощания Ширли с дочерью, или смягчить жестокую реальность, состоявшую в том, что, хотя арест Ковбоя вернет семьям погибших чувство справедливости, он никогда не поможет им забыть.
Уж кто-кто, а Трейси знала это не понаслышке.
* * *
Криминалистическая лаборатория штата Вашингтон располагалась в длинном приземистом цементном амбаре в Содо, районе, который, как привет из индустриальной эры, все еще торчал к югу от центра Сиэтла. Когда Трейси и Кинс, попетляв по бесчисленным коридорам, приблизились наконец к офису Майкла Мелтона, они услыхали вкрадчивые звуки его гитары и столь же вкрадчивый голос, ласкающий слух.
– «Кантри Роудз»
[16], – сказал Кинс.
Дверь Мелтона была не заперта, однако хозяин кабинета глазом не моргнул и, разумеется, не пропустил ни одного аккорда, когда Трейси с Кинсом возникли на пороге. Песню он закончил впечатляющим гитарным рифом.
– Как поживает мой любимый детектив? – спросил он.
– Догадываюсь, что ты говоришь не обо мне, – сказал Кинс.
Трейси выдавила улыбку.
– К концерту готовишься?
Мелтон пел в кантри-вестерн-группе под названием «Криминалисты», где играли еще трое его коллег. Выступали в местных барах, на небольших площадках, участвовали в ежегодном концерте по сбору средств для помощи жертвам преступности. Мелтон говорил Трейси, что гитара и группа помогают ему не сойти с ума в этом безумном мире. Внешне он походил на лесоруба – хвост густых седеющих волос, пышная бородка, закатанные рукава фланелевой рубашки и бицепсы, наводящие на мысль о том, что их обладатель, должно быть, провел детство, раскалывая чурбаны на поленья.
– В расписании ничего нет, – сказал он. – Но вы же меня знаете: где пиво, там и я.
Мелтон повесил гитару на стену, добавив ее к разношерстной коллекции «сувениров» – бейсбольных бит, слесарных молотков, ножей, пистолетов и даже одной пращи; все они остались от дел, в расследовании которых он принимал участие.
– Хотя и с этим придется повременить; мы тут так завалены всякой хренью, что аж в глазах темно.
Мелтон протянул им два отчета: один с описанием веревки, найденной на стрельбище для полиции, и второй, о веревке, которой была задушена Вероника Уотсон.
– С чего начнем?
– Давай со стрельбища, – сказал Кинс.
– Обычная веревка, стандартное трехжильное плетение. Полипропилен, ход витка правый.
– То есть точно такая же, какими задушили Хансен и Шрайбер, – сказал Кинс.
– Абсолютно такая же.
– Ты можешь сказать, они все были отрезаны от одного куска?
– Ничего определенного. Концы слишком обмахрились.
– А если на уровне догадки?
– Я бы сказал, что нет.
– Производителя назвать можешь?
– Только то, что веревка очень распространенная. Такую где угодно купишь.
– А узел? – спросила Трейси.
– Узлы разные. Тот, что со стрельбища, явно отличается от тех, что на веревках Хансен и Шрайбер. Не такой замысловатый. – Мелтон протянул им снимки.
