Трейси направилась к одному из двух стульев, которые стояли напротив Брэдли, отделенные от него металлическим столом, а Кинс шагнул к нему, твердо положил ладони ему на плечи и усадил.
– Моя напарница собиралась снять с тебя наручники, но я ей отсоветовал. Я сказал ей, что ты можешь опять взяться за свои глупости, и тогда ей придется еще раз напинать тебе задницу.
– Никуда она меня не пинала. – Таггарт перевел взгляд на Трейси. – Это был дешевый прием. Мой адвокат из тебя антрекотов нарежет.
Кинс подался к нему.
– Это тот самый адвокат, который не сумел отвести от тебя обвинение в хранении наркотиков? Как ты думаешь, справится он на этот раз с ордером на твой арест за неявку в суд, плюс нарушение условий досрочного, плюс нападение на офицера полиции? Так что устраивайся поудобнее, Брэдли. Скорый выход на волю тебе не грозит. Можешь, кстати, подыскать себе пока адвоката поприличнее.
– Я вам говорю, то судебное слушание – ошибка. Мой адвокат с этим разберется, и через час я уже буду вносить залог.
– За убийство под залог не отпускают, – сказал Кинс.
Таггарт фыркнул:
– Ну и шуточки у вас.
– Думаешь, это шутка? – сказал Кинс. – Вероника убита. Жила она с тобой. У нас есть свидетели, которые утверждают, что ты выставлял ее на панель. Есть соседка, которая подтвердит, что вы с ней собачились и орали друг на друга и днем и ночью и что ты ее бил. Танцовщицы в «Пинк Паласе» говорят, что видели тебя в воскресенье вечером в клубе, где ты разговаривал с ней. Все заявления даны под присягой. А знаешь, что производит на судей самое неотразимое впечатление? Они самые, заявления, данные под присягой. И чем больше, тем лучше. Так что захлопни свой рот и перестань молоть чепуху.
Таггарт стал смотреть в угол комнаты. Теперь он очень походил на ребенка, который дуется.
– Зачем ты в воскресенье вечером приходил в «Пинк Палас»? – спросил Кинс.
Но арестованный решил пойти по второму кругу.
– Вот что я вам скажу. Мне нужен адвокат.
– Ладно. – Кинс выпрямился, подошел к двери, открыл ее и заговорил с двумя офицерами охраны, которые ждали в коридоре: – Заберите его. Посадите его на семьдесят два часа в камеру, а я пока поговорю с прокурором, пусть готовит обвинение в убийстве.
Таггарт презрительно выставил подбородок – еще одна ужимка крутых парней, – но Трейси увидела неуверенность в его глазах еще до того, как он раскрыл рот.
– Ладно. С ним я поговорю. С тобой не буду.
– Повезло тебе, – сказала Кроссуайт Кинсу, который стоял в дверях.
– Дело обстоит так, Брэдли. По закону в момент допроса в комнате должны находиться два офицера. Так что если ее здесь не будет, то и меня не будет тоже, а ты отправишься в камеру дожидаться привлечения к суду. – Кинс помолчал. – Так как же?
Мозги Таггарта явно усиленно работали, он даже глаза закрыл, словно борясь с головной болью. Колени ходили ходуном.
– У нас еще дела есть, Брэдли. Ты будешь говорить или как?
– Хорошо.
– Хорошо что?
– Хорошо, с тобой я поговорю.
– То есть ты отказываешься от своего права на адвоката?
– Как скажешь.
– Нет, не «как скажешь». Это ты должен сказать, не я. Не хочу, чтобы потом какой-нибудь законник заявил, что мы вырвали у тебя признание силой.
– Хорошо. Я согласен говорить с тобой без адвоката.
Кинс сел рядом с Трейси.
– Тогда давай начнем с того, зачем ты приходил в «Пинк Палас» в воскресенье вечером.
– Деньги были нужны. Да и вообще, что тут такого? Это же открытое заведение.
– Сколько ты там пробыл?
– Пять минут. Меньше даже. Ви сказала, что, пока она не сдаст свою долю чаевых, денег не будет. И я ушел.
– И куда ты пошел потом? – спросил Кинс.
– Так, слонялся поблизости.
– То есть никуда конкретно?
– Нет.
– Значит, никто тебя не видел и не может этого подтвердить? – продолжал Кинс. Взглянув на Трейси, он добавил: – Нету алиби.
– Когда Вероника должна была вернуться домой? – спросила Трейси.
Таггарт нахмурился.
– Я же сказал, с тобой я не разговариваю. – Кинсу он ответил: – Понятия не имею.
– То есть ты вообще не ждал, что она вернется? – продолжал развивать тему Воробей.
– Я за ней не следил.
– Потому что знал, что после смены она будет с мужчиной. Ты и от этого свой доход получал?
– Мы же жили вместе.
– Что это значит?
– Это значит, что не я платил за квартиру.
– Ты когда-нибудь находил Веронике мужчин?
Таггарт затряс головой еще раньше, чем Кинс кончил говорить.
– Зачем? Она и сама отлично справлялась. По крайней мере, пока не растолстела.
– А у тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, с кем Вероника могла встречаться той ночью?
– Не-а. Говорю ж, я не слежу за ней.
– Регулярные клиенты у нее были? – спросил Кинс.
– Несколько. – Таггарт глянул на Трейси. – Она чертовски классно отсасывала. Вот чего мне будет особенно не хватать.
Брэдли был настоящим говнюком, но Кроссуайт за двадцать лет возни с отребьем усвоила, что город рано или поздно сам избавляется от подобной швали. Она не сомневалась, что через несколько лет, случись ей поинтересоваться судьбой Таггарта, она обнаружит, что он уже умер от передоза, а то и загнулся где-нибудь в переулке от резаной или огнестрельной раны. Правосудие бывает разным.
– Тебе она никогда никаких имен не называла? – спросил Кинс.
– Нет. И никаких маленьких черных книжечек тоже не вела, на случай, если ты спросишь.
– Откуда ты знаешь, сколько она зарабатывала, в смысле, что она ничего не утаивала?
Таггарт хохотнул.
– Потому что она была не дура.
– В каком смысле? – переспросила Трейси.
– В смысле, она знала, что к чему.
– Знала, что ты ее побьешь, – сказала Трейси.
– Я этого не говорил.
– Танцовщицы в «Пинк Паласе» говорят, что ты ее бил. И ее мать с отцом тоже, – сказала Трейси.
Таггарт фыркнул и подался вперед, к Трейси, выпятив подбородок.
– А отчим, значит, ваш главный свидетель? Сам-то трахал ее, когда ей было пятнадцать. От него она и сбежала. Тот еще тип.
– Ты и сам ею пользовался, когда ей было пятнадцать, – сказал Кинс.
– Я ей не отчим.
– Ты говорил с ней еще в ту ночь, после того, как ушел из «Пинк Паласа»? – спросила Трейси.
