Кто-то повесил новую фотографию на стену. Рыжеволосую звали Габриэль Лизотт, сценическое имя Французский Огонек. Двадцать два года, из них два с половиной она танцевала в «Пинк Паласе», в основном в том самом, на Аврора-авеню, где с ней разговаривали Кинс и Трейси. А до того, к немалому удивлению Трейси, Лизотт выступала в «Танцах голышом», и теперь Трейси готова была побить себя за то, что не догадалась спросить у девушек, знал ли кто-нибудь из них Николь Хансен. Вик и Дел повезли сейчас фото Хансен в «Пинк Палас», чтобы расспросить там о ней, прежде чем направиться в «Танцы голышом», где им предстояло задавать вопросы о том времени, когда у них работала Лизотт. Рон Мэйуэзер занимался тем, что сопоставлял список нынешних служащих «Пинк Паласа» с настоящими и бывшими служащими «Танцев голышом», а заодно составлял списки тех, кто заказывал Лизотт онлайн через веб-сайт «Пинк Паласа». У «Танцев голышом» такой роскоши, как свой веб-сайт, не было.
Трейси подошла к столу Кинса. Когда он закончил разговор по телефону, она кивнула ему, и они вместе вышли из комнаты. Прикрыв за собой дверь, они остались на площадке в окружении желтоватого света и запахов сырого бетона. Где-то под ними на металлической лестнице прозвучали шаги, хлопнула дверь.
– В чем дело? – спросил Кинс.
– По-моему, она его знала. По-моему, они все его знали.
– Откуда? Это клиент? Нэш?
– У него наверняка есть возможность настоять на своем, если они артачатся и говорят «нет», а еще он связан со всеми, кроме Николь Хансен.
– То же можно сказать и о Таггарте, – ответил Кинс. – И, возможно, о Гипсоне. Да вообще обо всех служащих.
Она согласилась. В ее теорию не укладывался только один человек – Дэвид Бэнкман. Ни в «Пинк Паласе», ни в «Танцах голышом» никто не выбрал из монтажа его фото.
Рон Мэйуэзер высунул голову в дверь.
– Трейси? Беннет Ли на проводе. Говорит, что ему очень надо с тобой поговорить.
– Сейчас вернусь, одну минуту.
Мэйуэзер закрыл дверь.
– Почему ты думаешь, что они все его знали? – спросил Кинс. – Из-за того, что Анжела Шрайбер сняла комнату больше чем на час?
Вообще-то утаивание информации от напарника было нарушением протокола, но если Трейси влетит за то, что она влезла в старое дело об убийстве Бет Стинсон, да еще и предоставила Дэну доступ к полицейским документам, то пусть наказание понесет она одна, без Кинса.
– С этого все началось, – сказала она, – но теперь я еще вот о чем думаю: что заставило Лизотт согласиться на это свидание? Ты ведь помнишь, как она была напугана в тот вечер, когда мы с ней разговаривали. Даже из гримерки выходить не хотела.
– Тут есть над чем задуматься, – сказал Кинс. – Но мы ведь всех работников клуба проверяли.
– Может быть, он клиент, из тех, которые делают заказы онлайн.
– Тогда он наверняка делает это под вымышленным именем.
Трейси согласилась.
– По крайней мере, теперь у нас есть хоть какая-то связь с Николь Хансен, раз они с Лизотт танцевали в одном клубе.
Кинс громко выдохнул.
– А это уже кое-что.
Они вернулись в комнату. Трейси взялась за трубку телефона.
– Мне нужно заявление для прессы, – услышала она голос Ли.
– Не лучшее время сейчас, Беннет. Я велела дежурным детективам принести сюда все показания свидетелей, да и телефоны звонят, как с цепи сорвались.
– Я понимаю, только Ноласко говорит, что шеф трясет с него хоть что-нибудь. Может, хотя бы портрет?
– Я же говорила тебе, Беннет, мне нужно время, чтобы его составить, и повторяю тебе еще раз – он будет очень общим.
– Когда он будет готов?
Кинс повернулся к ней от своего стола, прижав к груди телефонную трубку.
– Дэвид Бэнкстон. Говорит, что придет.
– Когда? – спросила Трейси у Кинса.
– Мне надо вчера, – ответил Ли.
– Сегодня, – сказал Кинс. – Сразу после смены. Я позвоню Ладлоу, узнаю, сможет ли она устроить полиграф.
– Что? – переспросил Ли.
– Мне придется перезвонить тебе, Беннет.
– Трейси, когда я смогу…
– Я перезвоню. – Она повесила трубку и слушала, как Кинс договаривается с Бэнкстоном на конец дня сегодня.
Наконец Кинс тоже повесил трубку.
– Отлично у нас идут дела, верно? Есть лишь один подозреваемый, которого мы никак не можем связать с танцовщицами, и именно он хочет пройти полиграф.
– Может, позвоним Сантос, попросим ее прийти: пусть подскажет, какие именно вопросы задать ему на полиграфе.
Тут из-за своего стола к ним повернулась патрульная женщина-офицер, которая отвечала на звонки.
– Детектив Кроссуайт? Тут у меня звонок, женщина настаивает, что будет говорить только с вами.
– Скажите ей, что ей придется поговорить с вами. – Некоторые из звонивших требовали позвать к телефону именно ее, Трейси, потому что видели в ней своего рода знаменитость и хотели во что бы то ни стало примазаться к ее расследованию. Звонили независимые медэксперты и психологи, предлагали свои услуги. Позвонил даже один экстрасенс, довольно известная дама, уверяла, что сможет помочь. А один тип и вовсе набрал номер только для того, чтобы пригласить поужинать.
– Я займусь Бэнкстоном, – сказал Кинс, глянув на часы. – А ты, может, приготовишь пока отчет для Клариджа?
Зазвонил мобильный Трейси. На экране высветился номер экспертно-криминалистической лаборатории штата Вашингтон. Она ответила.
– Майк?
– У меня для тебя кое-что есть.
Трейси взглянула на часы.
– Не знаю, когда я смогу к тебе подъехать.
– Я у вас, дверь рядом с кабинетом АСИП
[28].
Она повернулась к Кинсу, но тот уже снова говорил по телефону.
– Иду.
Дежурный офицер приложила трубку к плечу, увидев, что Трейси собирается уходить.
– Детектив?
– Спросите, чего она хочет. Скажите ей, что я перезвоню, как только вернусь. Выудите у нее как можно больше подробностей.
Мелтон встретил Трейси в небольшой комнате перед кабинетом У-150, где работал региональный эксперт АСИП, и провел в одну из лабораторий за ней. Там Трейси поздоровалась с Шери Белль, которую знала по прежним расследованиям. На столе лежала фиолетовая сумочка Вероники Уотсон, вся в пятнах алюминиевой пудры, которую применяют для снятия отпечатков пальцев.
– Я обработала сумочку жертвы, – сказала Белль. – Получила пять хороших отпечатков. Два точно совпадают с отпечатками Брэдли Таггарта. Майк говорит, ты его знаешь.
