Нетрудно представить себе мировую карту коррупции
[43]. Скандинавские страны, Канада и Австралия бледно-желтые, что указывает на очень низкий ее уровень в восприятии граждан этих стран. Европа демонстрирует градиент коррупции с увеличением от севера к югу и от запада к востоку. США и Япония окрашены в промежуточные оранжевые тона, а Россия, большая часть Африки, Азии и Латинской Америки (за исключением Чили и Уругвая) – области с высочайшим уровнем коррупции.
Многие экономисты считают системную коррупцию, проникающую во все поры общества, основным препятствием для развития. Поэтому наше восприятие коррупции очень важно, особенно если анализ этого механизма подскажет, как изменить положение вещей.
Экономист, член олимпийской команды Аргентины по фехтованию и профессор Гарварда, Рафаэль Ди Телла вместе со своим аспирантом Рикардо Перес-Трулия разработал небольшой проект для определения источников коррупции. Его исходной точкой послужила цитата Мольера: «Тот, кто хочет убить свою собаку, обвиняет ее в бешенстве». Подразумевается, что совершающий неправое дело уходит от ответственности, возлагая вину на свою жертву.
По логике вещей, мы должны формировать мнение о других людях на основе того, что они сделали или не сделали. Однако мы исходим из формы лица, характера речи или походки. Предположение Мольера еще более тревожно. Оно указывает, что мы формируем необоснованные мнения о других для оправдания своей агрессии.
Рафаэль перенес идею Мольера в лабораторию с помощью оригинального эксперимента под названием «игра в коррупцию».
Как и все игры, построенные на основе «Диктатора», эта начинается с того, что первый участник («Распределитель») решает, как разделить двадцать жетонов – плату за скучную работу, проделанную им самим и другим игроком, с которым он не встречается в ходе эксперимента. Главные особенности игры заключаются в следующем.
Некоторые «Распределители» могут свободно выбирать, сколько жетонов они хотят оставить себе. У других выбор ограничен: они могут сохранить только десять, одиннадцать или двенадцать жетонов. Согласном правилам этого варианта, они обязаны отдать другому участнику как минимум восемь жетонов. Это определяет, до какой степени несправедливо «Распределитель» может обойтись с получателем жетонов, притом что потом он узнает его мнение о «Распределителе».
Второй участник, «Меняла», получает жетоны в запечатанных конвертах, не зная о том, как они поделены. Он может обменять свои жетоны и жетоны «Распределителя» на наличные деньги. При этом он принимает решение: обменять их честно (по пять долларов за жетон) или же нечестно, по договоренности с кассиром, который предлагает дать взятку и выплатить по 2,5 доллара за каждый жетон. Эта договоренность выгодна для кассира и «Менялы» – они вместе обманывают «Распределителя».
В ходе игры «Распределитель» может проявить щедрость или скупость, а второй игрок – поступить честно или выступить в роли коррупционера. Вопрос (по Мольеру) состоит в том, оправдывают ли эгоистичные «Распределители» свою скупость утверждением, что «Менялы» собирались обмануть их. Дело в том, что жетоны находятся в запечатанных конвертах и, принимая решение об обмене, «Меняла» еще не знает, как их поделили. В этой игре участник, который поступает недобросовестно, руководствуется только личной убежденностью, а не местью и желанием отплатить за несправедливость.
Тем не менее тезис Мольера управляет игрой. Те «Распределители», которым было предоставлено больше свободы для агрессивной игры, склонны считать «Менял» более коррумпированными. Это отношение распространяется и на других игроков (с которыми они не знакомы), и на общество в целом. Когда мы выбираем враждебность и агрессивность, то склонны считать других людей коррумпированными. То есть у нас все собаки бешеные.
Остается посмотреть, как закрепляется эта схема: каким образом мнения, возникающие из наших собственных действий, определяют наши поступки и приводят к «эффекту домино» при распространении коррупции в обществе. Для этого я со своим аспирантом Андрешем Бабино присоединился к группе Рафаэля Ди Теллы.
Мы наблюдали за поведением «Распределителя», но сначала провели новый эксперимент, в котором «Меняла» должен был действовать в соответствии с одной из трех инструкций. Он:
(1) должен обменивать каждый жетон по номинальной стоимости;
(2) может выбирать, обманывать «Распределителя» или нет;
(3) должен обменивать жетоны за половину стоимости и брать взятки – иными словами, принужден к коррупции.
Можно ожидать, что «Распределитель» (который знает, какой из трех инструкций следует другой игрок) отдаст больше жетонов, если знает, что «Меняла» поступит честно, даст немного меньше, если не уверен в этом, и еще меньше – если предупрежден о неизбежной коррупции.
Однако этого не произошло. «Распределитель» делил жетоны с одинаковой щедростью, когда знал о том, что у получателя не будет свободы выбора. Когда правило было четко определено заранее, не имело значения, насколько выгодным для него будет поведение «Менялы». Но «Распределитель» был гораздо менее щедрым, если испытывал неуверенность в том, как поступит «Меняла». В игре, связанной с доверием и убеждениями, хуже всего оказывается неопределенность.
Этот принцип имеет и обратное действие. Мы настроены враждебно к тем, кто, по нашему мнению, может предать нас. Это страх оказаться в дураках, довериться человеку, который не ответит взаимностью. Когда две части головоломки складываются вместе, наши эгоистичные поступки превращаются в отрицательное мнение о других людях («все они коррумпированы») и неопределенность в оценке других людей («они могут быть коррумпированы»), что делает нас одновременно эгоистичными и агрессивными. Порочный круг можно разрушить лишь последовательным укреплением определенности и доверия. Это возможно – по крайней мере, в лаборатории, – если мы проникнем в тайны слов и в глубочайшие структуры мозга.
Устойчивость общественного доверия
Когда участники игры «Доверие» принимают совместное и уверенное альтруистическое решение, в их мозге активируются те области, которые отвечают за дофаминовые контуры удовольствия и вознаграждения. Иными словами, при встрече с чем-то приятным (секс, шоколад, деньги) и при проявлении солидарности наш мозг реагирует одинаково. Хорошее поведение имеет ценность. Это объясняет, почему во всех экономических играх мы редко видим решения, которые сводятся только к материальной прибыли и игнорируют общественные соображения. Социальный капитал не только приятен и достоин уважения: он окупает себя.
При многократной «игре в доверие» участники постепенно вырабатывают схему действий: если один щедро делится с другим, тот в ответ тоже становится более щедрым. Справедливо и обратное: когда один проявляет скупость, другой начинает действовать более эгоистично. В целом, игра может закончиться с двумя результатами: либо идеальное сотрудничество, когда все участники выигрывают больше, либо крайний эгоизм – первый участник выигрывает меньше, а второй не получает ничего. Мозг обнаруживает наклонности другого игрока, пользуясь тем же механизмом обучения, который объясняет устройство оптимизма с точки зрения нейронауки.
