Зеркало между восприятием и действием
Наше преставление о времени бессистемно и переменчиво. Фраза «Скоро придет Рождество» звучит странно. Откуда оно придет? С севера, с юга или с запада? В сущности, Рождество нигде не расположено. Оно находится во времени. Эта или похожая фраза вроде «Мы приближаемся к окончанию года», показывает, как сознание организует наши мысли. Мы располагаем их сообразно строению наших тел. Именно поэтому мы говорим о главе правительства, о правой руке (имея в виду помощника) или о заднице мира и пользуемся множеством других метафор
[2], показывающих, как мы организуем мышление в соответствии с образом собственного тела.
Когда мы думаем о действиях других людей, то невольно начинаем подражать им, проговаривать их слова, зевать или смеяться, как они. Вы можете провести простой эксперимент для проверки этого механизма. Скрестите руки во время разговора – и скорее всего, ваш собеседник сделает то же самое. Можно усилить этот эффект, используя более выразительные жесты: например, коснуться головы, почесаться или потянуться. Высока вероятность того, что другой человек будет подражать вам.
Этот механизм обусловлен системой зеркальных нейронов в головном мозге. Каждый из них реагирует на конкретный жест, такой как движение руки или раскрытие ладони, причем делает это независимо от того, кто его совершает – вы или другой человек. Точно так же, как мозг непроизвольно объединяет информацию, поступающую от разных органов чувств, зеркальная система – тоже непроизвольно – способна объединять наши движения с движениями другого человека. Поднять руку самому и посмотреть, как это делает кто-то другой, – совершенно разные процессы. Однако с концептуальной точки зрения они довольно похожи. В абстрактном мире и то и другое соответствует одному и тому же жесту.
Вооружившись пониманием того, как взрослые люди совмещают модальности ощущений в музыке, формах, звуках и языке и как мы объединяем восприятие и действие, вернемся к сознанию младенцев. Зададимся вопросом: является ли зеркальная система врожденной или приобретенной? Могут ли новорожденные понимать, что их собственные действия соответствуют тем, которые они видят у других людей? Мельцов решил проверить это, чтобы покончить с идеей эмпиризма о том, что мозг младенца представляет собой чистый лист.
Он провел другой эксперимент, в котором человек при контакте с тремя младенцами использовал три разных выражения лица: с высунутым языком, с открытым ртом и с вытянутыми губами, как будто он собирался поцеловать ребенка. Каждый младенец повторял его мимический жест. Имитация не была точной или синхронной; зеркало оказалась не идеальным. Но в целом ребенок с гораздо большей вероятностью воспроизводил то действие, которое он видел, чем какое-то из двух других. Это значит, что новорожденные связывают наблюдаемые и собственные движения, хотя имитация бывает не такой точной, как позже, когда они знакомятся с языком.
Два открытия Мельцова – ассоциация между нашими действиями и действиями других людей и между разными сенсорными модальностями – опубликованы в 1977 и 1979 годах. К 1980 году догмы эмпиризма были почти полностью развенчаны. Для того чтобы нанести смертельный удар, оставалось решить одну, последнюю загадку: ошибку Пиаже
[3].
Ошибка Пиаже
Один из самых замечательных экспериментов, проведенных знаменитым швейцарским психологом Жаном Пиаже, получил название «А, а не Б». Первая часть выглядит так: с двух сторон стола лежат две салфетки. Десятимесячному младенцу показывают предмет, который потом накрывают первой салфеткой («А»). Ребенок находит этот предмет легко и без колебаний.
За этой с виду простой задачей стоит когнитивный трюк, известный как «постоянство объекта»: для того чтобы найти предмет, необходимо суждение, идущее дальше непосредственного восприятия. Предмет не исчез. Он просто спрятан. Ребенок, способный это понять, должен обладать картиной мира, в которой вещи не прекращают существовать, когда мы больше не видим их. Разумеется, это абстрактное мышление
[4].
Вторая часть эксперимента начинается точно так же. Десятимесячному младенцу показывают предмет, который потом накрывают салфеткой «А». Но прежде чем ребенок успевает что-то сделать, экспериментатор перекладывает предмет под салфетку «Б» таким образом, чтобы ребенок видел эту перемену. И тут происходит странная вещь: младенец поднимает салфетку, под которой предмет лежал сначала, как будто он не видел, что происходило у него на глазах.
Эта ошибка практически неизменно происходит с детьми десятимесячного возраста, принадлежащими к любой культуре. Эксперимент поразительно удачно демонстрирует основы нашего мышления. Но вывод Пиаже о том, что младенцы в этом возрасте до сих пор не вполне понимают абстрактную идею постоянства объекта, ошибочен.
При пересмотре этого эксперимента десятилетия спустя была предложена более правдоподобная и гораздо более интересная интерпретация: младенец знает о перемещении объекта, но не в состоянии воспользоваться этой информацией. Подобно пьяному человеку, он слабо контролирует свои действия. Точнее говоря, у него еще не развилась система тормозного контроля, то есть способность воздержаться от действия, которое он уже запланировал совершить.
