Сеть пассивного режима почти диаметрально противоположна сети исполнительного контроля, что указывает на определенную автономность этих двух систем. Бодрствующий мозг постоянно чередует состояние сосредоточенности на внешнем мире и состояние дневных грез.
Можно ли считать дневные грезы пустой тратой времени, следствием некой рассеянности мозга? Или же, как и ночные сны, они важны в контексте нашего образа мыслей, открытий и воспоминаний?
[57]
Манера теряться в мыслях во время чтения – плодородная почва для изучения дневных грез. Каждый из нас может вспомнить, как внезапно осознал, что не имеет ни малейшего понятия о содержании последних прочитанных страниц. Мы были заняты сочинением параллельной истории, отодвинувшей книгу на границу нашего сознания.
Тщательная регистрация движений глаз показывает, что во время дневных грез мы продолжаем скользить взглядом по тексту книги, немного задерживаясь на длинных словах. В то же время активность префронтальной коры уменьшается; включается система пассивного режима, которая делает секретный сад нашего сознания недоступным для информации из текста. Поэтому мы приходим в себя с ощущением, что нужно перечитать пропущенный фрагмент, как если бы мы не видели его вообще. Но это не так. Новое прочтение накладывается на предыдущее, так и не осознанное в грезах наяву.
На самом деле во время дневных грез мы изменяем фокус чтения и как будто пользуемся широкоугольным объективом, позволяющим игнорировать мелкие подробности и видеть текст издалека. Мы видим лес, а не отдельные деревья. Именно поэтому, когда мы перечитываем отрывок после дневной грезы над ним, то лучше понимаем его, чем если бы сразу внимательно его прочитали. Иными словами, дневные грезы – это не «утраченное время», по которому тосковал Марсель Пруст.
Тем не менее есть основания полагать, что дневные грезы имеют свою цену (кстати, никак не связанную с количеством потраченного времени). Они легко могут превращаться в кошмары и галлюцинации – обернуться психоделическим кризисом, где воображаемые друзья становятся чудовищами, ведьмами и призраками. Почти все ситуации, в которых разум блуждает и отрешается от реальности, могут вырождаться в болезненные состояния психики. У меня нет убедительного объяснения этому феномену, и я сомневаюсь, что оно существует. Могу лишь поделиться гипотезой: система управления, которая контролирует естественный и стихийный поток мыслей, находит способы избегать болезненных состояний психики. Когда она отключается, задача становится более трудной.
Американский психолог Дэн Гилберт наполнил эту идею материальным содержанием с помощью приложения для мобильного телефона, которое время от времени спрашивает пользователей: «Что ты делаешь?», «О чем ты думаешь?», «Как ты себя чувствуешь?», и так далее. Ответы, собранные у людей по всему миру, образуют нечто вроде хронологии и демографии человеческого счастья. В целом состояние величайшего счастья наблюдается после секса, разговоров с друзьями, спортивных занятий, исполнения и прослушивания музыки (именно в таком порядке). Наименее довольными оказываются те, кто работает, сидит дома за компьютером или едет на общественном транспорте.
Разумеется, это усредненные цифры, которые вовсе не означают, что работа делает всех несчастными. Результаты зависят от социальных и культурных особенностей. Но самая интересная часть этого эксперимента связана с тем, как состояние счастья меняется в зависимости от наших мыслей. Во время дневных грез почти все участники чувствовали себя хуже, чем при упорядоченном размышлении. Это не значит, что нам следует отказаться от грез наяву; скорее мы должны понимать, что они, как и многие другие путешествия, приносят с собой сложную смесь из открытий, эмоциональных подъемов и спадов.
Осознанное сновидение
Ночные сны часто уносят нас в болезненные воспоминания и неуютные места. В отличие от воображения, сны развиваются спонтанно и без нашего контроля. Еще одно различие между снами и воображением заключается в их визуальной насыщенности. Когда мы просыпаемся, то в лучшем случае можем воссоздать бессвязные фрагменты яркого и красочного сна.
Итак, сны отличаются от воображения по степени яркости и контроля. Сны не подвластны контролю, но бывают очень яркими. С другой стороны, мы можем управлять своим воображением, но сознательные образы не так красочны. Осознанное сновидение представляет собой сочетание того и другого: оно обладает яркостью и реализмом сновидений, но в то же время мы контролируем происходящее. Можно сказать, мы сами – сценаристы и режиссеры таких снов. Благодаря свободе выбора большинство мастеров осознанного сновидения хотят летать; вероятно, это отражает подавленную потребность представителей нашего вида.
Во время осознанного сновидения человек понимает, что спит, он контролирует содержание сна и может отделить объект сновидения от субъекта, как если бы он наблюдал за собой со стороны. Осознанное сновидение обладает характерными признаками на уровне мозга. Высокочастотная активность мозга в префронтальной коре во время REM-сна менее интенсивна, чем во время бодрствования. Именно высокочастотная активность имеет решающее значение для контроля осознанных сновидений. Чем лучше мы осознаем сон, тем сильнее высокочастотная активность префронтальной коры. Можно перевернуть эту закономерность. Если мозг обычного спящего человека стимулируется высокочастотными импульсами, его сны становятся осознанными. Человек отделяет себя от содержания снов, начинает управлять ими и понимает, что сон – это сон.
Будущее, в котором мы сможем контролировать наши сны, уже не за горами. Для этого даже не нужны технологические новшества. Уже известно, что способность к осознанному сновидению поддается тренировке и после некоторой практики почти каждый может видеть такие сны. Мы приближаемся к осознанному сновидению в кошмарах, когда испытываем естественное желание овладеть ситуацией. Способность многих людей управлять развитием своих кошмаров, – вплоть до намерения проснуться, – прелюдия к осознанному сновидению. И наоборот: тренировка осознанного сновидения – способ улучшения качества снов. Поэтому другая его отличительная черта – большое количество позитивных эмоций.
В ходе тренировок мастера осознанного сновидения пользуются внешним миром, как якорем, позволяющим понимать, что они спят, а на другой стороне находится реальность бодрствования. Это служит ориентиром для понимания своего местонахождения. Как Тесей, Гензель или Мальчик-с-пальчик, или как Леонардо Ди Каприо в «Начале», мастера осознанного сновидения оставляют во время бодрствования следы, которые помогут им найти путь обратно, если дорога сна окажется чересчур извилистой.
Осознанное сновидение – удивительное состояние разума. Оно сочетает в себе лучшее из двух миров: образность и творческую насыщенность снов и контроль бодрствования.
Здесь открывается золотая жила для научных исследований. Лауреат Нобелевской премии Джеральд Эдельман разделяет сознание на два состояния
[58]. Первичное состояние образует яркую историю настоящего с крайне ограниченным доступом в прошлое и будущее. Это сознание из «Шоу Трумана», принадлежащее пассивному наблюдателю, который видит, как разворачивается сюжет его реальности
[59]. Согласно Эдельману, таково сознание многих животных и человека во время REM-сна – сознание без пилота. Вторая форма сознания, более сложная и, вероятно, более свойственная людям, включает необходимые компоненты для пилотирования: она абстрактна и создает представление о самом себе и о своем бытии. Наверное, осознанное сновидение – это идеальная модель для исследования перехода между первичным и вторичным состоянием сознания. Сейчас мы находимся на первом этапе описания этого увлекательного мира, который лишь недавно появился в истории науки.
