Если гены более или менее объясняют половину нашего темперамента, то вторая половина объясняется нашим окружением и социальной средой, в которой мы развиваемся. Но каковы специфические элементы нашего окружения? Из всех когнитивных переменных главный фактор – дом, где растет ребенок. Братья и сестры похожи не только благодаря сходным генам, но и потому, что они выросли на одной детской площадке. Однако бывают исключения. Разные исследования приемных детей и близнецов показывают, что домашняя обстановка оказывает лишь незначительное влияние на развитие некоторых аспектов темперамента.
В поисках природы человеческого альтруизма австрийский экономист Эрнст Фер убедительно доказал это для одной из основополагающих черт: готовности делиться с другими людьми. Когда дети выбирают между возможностью сохранить две игрушки или поровну поделиться с другом (в разных культурах, на разных континентах), то младший обычно менее склонен делиться. Это можно понять; младшие рано усваивают принцип «не попросишь – не получишь». Когда младший ребенок что-то получает, то хранит это при себе, подальше от глаз старших хищников. Родители двух и более детей знают, что атмосфера тревожности, хрупкости и неведения, в которой рос первый ребенок, не повторяется. Поэтому некоторые аспекты поведения младших, в том числе готовность делиться, не особенно зависят от домашней обстановки и скорее усваиваются на других игровых площадках.
Наша экскурсия в область науки о темпераменте проливает свет на причину ошибочности гипотезы Гальтона, которая продолжает существовать в виде популярного мифа. Мы верим, что потенциально можем развить в себе умение выкладываться полностью, – в противоположность таланту, который считается природным даром, доступным лишь немногим избранным. Но в списке черт темперамента, которые мало изменяются в течение жизни, мы находим главные ингредиенты готовности выкладываться: интенсивность и энергичность реакций, общий фон настроения, степень рассеянности, настойчивость и выносливость. Таким образом, эта способность сильно варьирует от одного человека к другому и мало подвержена изменению.
Это объяснение опирается, в основном, на работу Стеллы Чесс и Александра Томаса, которые исследовали стойкость и гибкость разных черт личности, делающих нас такими, какие мы есть. Нам все еще предстоит разобраться, какие аспекты нашего биологического склада, генов и мозга определяют способность выкладываться. По-моему, ответ на этот вопрос пока далеко не полон. Но вскоре мы увидим, что он тесно связан с мотивацией и системой вознаграждения, которые формируют темперамент и становятся ключом к обучению.
Теперь необходимо опровергнуть другой миф. То, что мы считаем талантом, – не врожденный дар, а почти всегда результат упорной работы. Показательный пример в защиту этого аргумента – абсолютный слух: способность распознавать или воспроизводить музыкальную ноту без какой-либо опорной точки. Человека с такой способностью обычно считают музыкальным гением, едва ли не генетически одаренным мутантом вроде Людей Икс из популярных кинофильмов. Замечательная идея… но снова ошибочная.
Абсолютный слух развивается тренировкой, и сделать это может практически каждый. Большинство детей обладает почти абсолютным слухом, но без практики он атрофируется. У детей, которые с раннего возраста начинают учиться музыке, в большинстве случаев развивается абсолютный слух – опять-таки не из-за врожденной одаренности, а благодаря упорной работе.
Диана Дойч, одна из превосходных исследователей связи между музыкой и мозгом, совершила необыкновенное открытие: жители Китая и Вьетнама обладают гораздо более высокой предрасположенностью к абсолютному слуху. В чем причина такого феномена? Оказывается, в мандаринском и кантонском наречии, а также во вьетнамском языке слова изменяют свой смысл в зависимости от тона. К примеру, в мандаринском диалекте звук «ма», произнесенный разным тоном, может означать «мать» или «лошадь», мало того – еще и марихуану. Поэтому тон имеет абсолютную ценность, такую же, как отличие одной музыкальной ноты от другой. У говорящих на китайском возникает повод для усвоения взаимосвязи между конкретным тоном и его смысловым значением, хотя бы для того, чтобы отличать мать от лошади. В других странах такого повода нет или он не так важен. Повод и требования, связанные с усвоением языка, распространяются на музыку; это более простое объяснение, не требующее рассуждений о генетике и гениальности.
Флуоресцентная морковь
Когда я заканчивал докторантуру в Нью-Йорке, мы с друзьями играли в абсурдную игру, пытаясь контролировать температуру на кончиках пальцев. Это достижение нельзя назвать серьезным, но оно демонстрирует важный принцип: мы можем регулировать определенные проявления своей физиологии, которые кажутся неподвластными сознательному контролю. В такие моменты мы представляли себя учениками Чарльза Ксавьера в школе молодых мутантов из фильма «Люди Икс».
Приложив термометр к кончику пальца, я видел, что температура колеблется между 31 и 36 градусами, и попробовал повысить ее. Иногда мне это удавалось, а иногда нет. Эти вариации были случайными и доказывали, что, несмотря на мое желание, температура не поддается осознанному воздействию. Однако через два или три дня таких упражнений произошло нечто удивительное. Мне удалось манипулировать температурой, хотя контроль был несовершенным. Еще через два дня я добился идеального контроля. Я мог менять температуру кончика пальца только силой мысли. Это доступно любому, но процесс обучения остается загадкой. Возможно, я научился расслаблять руку и таким образом изменять силу кровотока. Но я не мог (и до сих пор не могу) точно объяснить, как это получалось.
Эта невинная игра раскрывает основополагающую концепцию многих обучающих механизмов мозга. К примеру, когда младенец пытается двигать рукой, чтобы куда-то дотянуться, он пользуется широким репертуаром нейронных команд. Некоторые из них случайно оказываются эффективными. Это первый ключевой пункт: для выбора эффективных команд необходимо видеть их последствия. Со временем механизм становится более совершенным, и ребенку больше не нужно перебирать все нейронные команды. Мозг создает ожидание успеха для уже выбранных команд, что позволяет ученику заранее оценивать последствия своих действий: например, футболисты не бегут за мячом, если знают, что не успеют догнать его.
Здесь мы подходим ко второму ключевому пункту обучения, известному как ошибка предсказания, которую мы уже обсуждали в главе 2. Мозг вычисляет разницу между ожидаемым и фактически достигнутым. Этот алгоритм позволяет нам совершенствовать моторные механизмы и устанавливать более точный контроль над своими действиями. Так мы учимся играть в теннис или на музыкальном инструменте. Этот механизм обучения настолько эффективен, что стал расхожей монетой в мире автоматов и искусственного разума. Дрон в буквальном смысле учится летать, а робот учится играть в пинг-понг благодаря этой простой и эффективной процедуре.
Сходным образом мы можем научиться управлять всевозможными устройствами с помощью мысли. В недалеком будущем воплощение этого принципа станет очередной вехой в истории человечества. Тело утратит роль необходимого посредника. Достаточно будет захотеть кого-нибудь позвать, чтобы устройство расшифровало мысль и выполнило просьбу без рук или голоса.
