– О, ты его обожал. Он был сыном Ларри – во всем, вдоль и поперек. Участвовал в конкурсах культуристов, любил по-мальчишески мышцами похвастаться: машину с одного конца членом поднять и всякое такое. Ты, было дело, считал его Невероятным Халком. Фотку эту я помню. Он поднял вас обоих разом и расхаживал так, пока вы там на стульях ерзали. Я боялся, что он уронит Шелли, та головой ударится, и мне придется новую няньку искать. Или тебя уронит, и придется мне нового мальца искать, чтоб мою «Панамскую причуду» есть. Пойдем. Еда готова. Давай заправимся.
Мы уселись за обеденный стол наискосок друг от друга перед тарелками со «Сталинградской битвой». Я ничуть не был голоден и сам себе удивился, когда мне вдруг понадобился кусок булки, чтобы подобрать последние капли подливки. Водил хлебом по тарелке круг за кругом, промакивая соус, думая при этом обо всех тех фотоальбомах на заднем сиденье авто Финикийца. Думая о фото у меня в кармане, изображавшем то, чего никак не могло изображать. Стала проявляться мысль, как-то схоже с «Полароидом»: медленно, но неуклонно четко проступая на поверхности.
Отрешенным, притворно спокойным голосом я сказал:
– Я сегодня видел миссис Бьюкс.
– Да ну? – Отец бросил на меня задумчивый взгляд, а потом спросил, мягким, таким же притворным голосом, что и мой: – Как она выглядит?
– Она потерялась. Я ее домой проводил.
– Рад слышать. Ничего другого я от тебя и не ожидал бы.
Я рассказал ему, как нашел Шелли на улице, как она посчитала, что должна сегодня работать, и как не звала меня по имени, потому что не помнила его. Рассказал и как Ларри Бьюкс в панике срезал угол на дорожке, как перепугался до смерти, что она могла выйти на проезжую часть улицы в гущу машин или пропасть навсегда.
– Он мне денег дал за то, что я ее домой привел. Я не хотел брать, но он заставил.
По мне, отцу это не должно бы было понравиться, и что-то во мне ждало (может, надеялось даже), что он станет стыдить меня. Но отец вместо этого поднялся за «Панамской причудой» и бросил через плечо:
– Хорошо.
– Разве?
Он поставил на стол желе, качавшееся под четырьмя дюймами крашеного крема, и принялся раскладывать его куски по мисочкам.
– А как же. Расплачиваясь с тобой, человек вроде Лоуренса Бьюкса внушает себе, будто он снова на коне. Он не какой-то там муж, потерявший жену-старушку, потому что слишком стар, чтобы самому о ней заботиться. Он мужик, знающий, как заплатить кому-то за устранение проблемы.
– Он спрашивал, не смогу ли я иногда его выручить. Ну там, не зайду ли когда, не посижу ли с ней, когда его дома нет. За продуктами уедет или еще за что.
Отец замер с ложкой «Панамской причуды» у самого рта.
– Это радует. Выручать ты умеешь. Знаю, что ты любишь эту старушку-леди.
Забавно, а? Мой отец знал, что я люблю Шелли Бьюкс, чего я и сам всего несколько минут назад не знал.
– Что-нибудь еще утром случилось? – спросил отец.
Мой большой палец забрался в карман рубахи, ерзал там по краю снимка «Полароидом» («Соляридом»?). Я без устали, нервно, беспомощно дотрагивался до него и отпускал, как только домой пришел. Раздумывал, не рассказать ли про Финикийца и стычку в магазине «Мобил», только не знал, как о таком заговорить, чтобы это не звучало детским лепетом.
А потом где-то по краешку сознания проползала мысль, та самая, на которую я упорно старался не обращать внимания. Я и приближаться к той мысли не желал, а начни я рассказывать о Финикийце, пройти мимо нее не смог бы.
Так что я ничего не сказал о набеге на заправку. Вместо этого произнес:
– А я почти закончил ружье-веселуху.
– Выдающееся достижение. Праздновать станет легче, когда ты закончишь. Только и будет делов, что на спуск нажать. – Отец встал, собрал тарелки и понес их к раковине. – Майк?
– Да-а?
– Не слишком горюй, если Шелли не узнает тебя или станет говорить то, в чем нет смысла.
– Не буду.
– Это как… дом, откуда уже выехали. Дом еще там же, только все из него уже вынесено. Кто-то забрал мебель и свернул ковры. Перевозчики разложили всю Шелли Бьюкс по ящикам и увезли ее. Не так-то много от нее теперь и осталось, помимо пустого дома. – Он соскреб руины «Сталинграда» в мусорное ведро. – Пустого дома и того, что на старых фотографиях.
Глава 5
– Ты здесь останешься? – спросил меня отец, направляясь к двери. Одной ногой он уже стоял на крыльце, другой – на гороховом коврике у порога. Молния, беззвучно вспыхнув, высветила клубы низких туч у него за спиной.
– Порядком времени прошло с тех пор, как нужна была Шелли Бьюкс, чтобы меня спать укладывать.
– Да-а, вполне. Не знаю, должно ли так быть, только так оно и есть, а?
Очень уж это было не похоже на моего отца: признать, пусть немного, что жизнь наша как-то не совсем идеальна, – и я, раскрыв рот, чтобы ответить ему, понял, что сказать-то мне нечего.
Отец глянул в неспокойный, весь в грозовых тучах сумрак.
– Ненавижу по ночам работать. Когда Эл на круг вернется, я только на дневные соглашусь.
Мой отец все лето проработал у себя в энергокомпании в ночную смену. У них там кадровая прореха образовалась. Его лучший друг, Эл Мердок, не работал, занимаясь лечением лимфомы. Одного из линейных инженеров, Джона Хоуторна, недавно арестовали за нападение на свою бывшую жену. Слесарь Уилсон ушла рожать ребенка. Неожиданно мой отец стал старшим линейным монтером и работал по шестьдесят часов в неделю, большую часть из них – после того, как я ложился спать.
Поначалу мне это нравилось. Нравилось не спать после того, как полагалось лежать в постели, и смотреть легкое порно по каналу, что в те времена называли «Снимимакс»
[22]. Только к середине июля все удовольствие пропало из-за одиночества в доме по ночам. Воображение у меня было живое, а в конце июля я совершил ошибку, зачитавшись Зодиаком
[23]. После этого пустота в доме всерьез стала выворачивать меня наизнанку. В два часа ночи я лежал в постели и вслушивался в тишину до сухоты во рту, затаив дыхание, ожидая услышать колющийся треск, когда старина Зодиак взломает ломом окно. И, воспользовавшись одним из своих кухонных ножей, вырежет астрологические знаки на моих потрохах – не после того, как я умру, а пока я еще живой, чтоб он услышал, как я буду визжать.
