Сразу за «Филмором» на 17-й есть прелестный вход в парк: стена из полированного розового камня образует приветливую арку в виде полумесяца, за которой открывается зеленый простор ровный и гладкий, как поверхность бильярдного стола. Пара парковых скамеек, выполненных из стальной проволоки, искусно размещены по обе стороны входа. Пожилая пара пыталась забраться под одну из этих скамеек, чтобы укрыться от вчерашнего вечернего дождика, только это им не помогло. Иголки проскакивали сквозь проволоку.
Ворон отыскал их и сидел под скамейкой, деликатно поклевывая лицо пожилой леди. Гвардеец в камуфляже подошел, наклонился, гаркнул на птицу, а потом еще и в ладоши хлопнул. Ворон в испуге подпрыгнул, выскочил из-под скамейки, держа что-то в клюве. С моего расстояния это выглядело как трясущееся яйцо всмятку, но, приблизившись, я разглядела: то было глазное яблоко. Птица с жирной жемчужной добычей прошествовала до тротуара, оставляя за собой кровавые следы. Гвардеец сделал три быстрых шага к бровке, и его вырвало прямо передо мной, за резким кашлем последовал мокрый шлепок, от этого месива несло желчью и яйцами.
Я убавила шаг, чтоб не забрызгаться. Гвардеец, чернокожий парень среднего роста, с маленькими усиками, опять натужился, кашлянул и сплюнул, утерев тягучую дурно пахнущую слюну. Я протянула ему бутылку воды. Он взял ее, сделал большой глоток и сплюнул. Еще попил – долгими неспешными глотками.
– Спасибо, – сказал. – Не видели, куда птица поскакала?
– А что?
– Да то, что я, кажется, пристрелю эту тварь, раз он оказался свиньей, а не вороном. У него глаза завидущие больше желудка.
– Вы хотели сказать, у нее глаза больше, чем его желудок.
– Ха, – вырвалось у гвардейца, и его слегка передернуло. – Хочется пристрелить кого-нибудь. Вы и представить себе не можете, как сильно хочется всадить пулю туда, где от нее была бы польза. Жаль, что я не с настоящими солдатами. Шансы половина-наполовину, что к завтрашнему рассвету наши пройдут сапогом по земле Грузии
[112]. Вот-вот каша из дерьма заварится.
– Джорджия? – переспросила я. – Неужто думают, что Чарли Дэниельс
[113] имеет к этому хоть какое-то отношение?
Гвардеец грустно улыбнулся и пояснил:
– Я тоже нечто похожее подумал, когда услышал. Речь не о Джорджии. Грузия – это такая лужица дерьма между Ираком и Россией, где все Аль-фигень-и-стан и Эль-клизмостан.
– Рядом с Россией, ты сказал?
Гвардеец кивнул.
– По-моему, Грузия была когда-то частью ее. Химики, кто это дерьмо навыдумывали: облака, несущие дождь из иголок, – работали на компанию где-то там… бывшая СШАшная компания, если в такое можно поверить. Начальники Штабов
[114] хотят ударить дюжиной батальонов. Крупнейшая наземная операция со времен высадки союзников в Нормандии в 1944-м.
– Ты же сказал, что шансов всего лишь половина-наполовину.
– Президент связывался по телефону с Россией, чтобы прощупать, дадут ли там добро на удар парой тактических боеголовок по Кавказу. Его пузатенькие пальчики аж чешутся от желания нажать на кнопку.
После всего, что я увидела в последние сорок восемь часов, идея шмякнуть по нашим врагам несколькими сотнями мегатонн худа, казалось, должна бы вызвать во мне прилив удовлетворения… но меня она только разволновала. Явилось нервное, беспокойное ощущение, что где-то мне необходимо было быть, мне нужно было что-то делать: примерно так себя чувствует человек, когда далеко от дома вдруг начинает беспокойно вспоминать, не оставил ли он зажженной конфорку на газовой плите. Только я, хоть убейте, не могла взять в толк, что мне нужно сделать, чтобы унять беспокойство.
– Хотите гада прижучить, незачем за полмира лететь. Могу представить вам одного прямо тут, в Денвере.
– Не мое дело, – гвардеец изможденно глянул на меня, – с вашими мародерами возиться. Может, управление полиции Денвера примет от вас жалобу.
– А как насчет убийцы? – спросила я. – На одного из них у вас время отыщется?
Часть изнеможения сошла с его лица, он даже подтянулся малость.
– Что еще за убийца?
– Я вчера пешком прошла от Боулдера, чтобы наведаться к отцу моей подружки, доктору Джеймсу Рустеду. Нашла его мертвым в прихожей. Упал на лестнице и шею себе сломал.
Гвардеец мой малость обмяк, плечи поникли.
– И вы знаете, что это убийство, – откуда?
– Доктор Рустед под дождь попал, как и множество других, но сумел в дом заскочить прежде, чем пострадать серьезнее, чем от мелких ранений. Он сам себя перевязал и прилег отдохнуть в спальне. Уверена, разбудил его шум: кто-то шарил в комнате его дочери наверху. Он до того удивился, что даже очки не удосужился надеть, так прямо и отправился взглянуть, кто там ходит. Наверное, подумал, что дочь его вернулась домой. Однако когда он поднялся туда, то увидел грабителя. Завязалась схватка. Только Бог и противник доктора Рустеда могли бы поведать, что дальше случилось, только я уверена, что в пылу борьбы доктор Рустед полетел с лестницы и получил смертельное ранение.
Гвардеец почесал затылок.
– Вам же не нужно, чтобы на месте преступления оказалась Национальная гвардия. Вам нужен кто-то, кто понимает толк в искусстве расследования.
– Там нечего расследовать. Человек, убивший доктора, заперт в багажнике «Краун Вика» Рустеда. Прошлой ночью он наведался в дом, чтоб и меня заодно убить, только я его поджидала и ударила сковородкой. Он не задохнется: я в багажнике дырки просверлила, – зато может жутко перегреться, так что советую направиться прямо туда.
Когда я сказала это, глаза у гвардейца едва из орбит не выскочили.
– Вас-то он с чего пытался убить?
– Понял, что я знаю, кто убил доктора Рустеда. Гад в багажнике зуб точил на всю семью Рустедов. Йоланда Рустед, дочь доктора и моя подружка, когда-то нянчилась с его дочерью. Когда гад узнал, что Йоланда лесбиянка, то в ужас пришел и потребовал, чтобы доктор вернул ему до цента все выплаченное за год. Доктор справедливо отказался. Так после того, как выпал дождь, этот самый сосед, заметив, что в гараже нет машины, решил, что дом пуст и что самое время стянуть что-нибудь и тем долг покрыть. Верняк, он думал, что пошарить в шкатулке с драгоценностями Йоалнды будет для него делом оправданным, но вот доктор считал иначе. Когда они боролись, грабитель потерял часы. Позже, когда я спросила этого соседа, слышал ли он какой-либо шум в доме доктора, то заметила, как он смотрит на свое голое запястье, будто время узнать хочет.
