Риклз глянул на Келлауэя:
– Лучше уделить ей ее десять минут. Боюсь, если я попытаюсь залезть в машину, она меня обратно потащит.
Келлауэй никак не мог заставить себя смотреть журналистке прямо в лицо. Внутри у него кипело, болело и огнем горело. Утром он первым делом наслушался про ее статью, где его военная служба была разнесена в хлам. В утренних новостных передачах ее пережевывали на все корки.
«Появились новые подробности о Рэнде Келлауэе, герое стрельбы в «Чудо-Водопадах» на прошлой неделе, – объявил мальчишка-ведущий, который выглядел так, что ему у продуктовых лавок побираться бы, а не по телику языком трепать. – «Сент-Поссенти дайджест» сообщает сегодня, что мистер Келлауэй был выдворен из вооруженных сил США в 2003 году после неоднократных обвинений в применении чрезмерного насилия во время его службы в военной полиции. Активисты контроля за оружием уже ухватились за эту заметку, чтобы заявить, что Келлауэй усугубил ситуацию, войдя с заряженным…»
Позже Келлауэй обнаружил помятый экземпляр «Дайджеста» в зеленой комнате студии и сам прочел статью. В ней не было ничего нового до самой последней пары абзацев, где его представляли каким-то палачом-мучителем из занюханного третьего мира, а не солдатом. Заметку сопровождала фотография Айши Лантернгласс размером с почтовую марку, на которой она улыбалась в точности как и сейчас.
Его первой мыслью было: Джордж обо всем этом услышит. Пару дней назад Холли эсэмэску прислала, сообщила, что Джордж теперь никогда не пропускает местные новости, смотрит утреннюю передачу перед школой, а вечернюю во время ужина, чтобы послушать, что еще будет сказано о его отце. Теперь Джордж услышит, что из армии его поперли, потому как он не умеет себя сдерживать. Джордж услышит, что его отец не годится для того, чтобы служить своей стране. Во время записи с Биллом О’Рейли Келлауэй только и делал, что изо всех сил старался сохранять выдержку.
Стоянка перед студией представляла собой широкий простор новехонького асфальта, размякшего от жары за целый день. Солнце еще не зашло, но его было невозможно разглядеть. Горизонт закрывали охристые грозовые тучи дыма. Лантернгласс держала свой телефон, чтоб записать их разговор, тыча им в него, словно ножом.
– Мистер Келлауэй, почти неделя прошла со стрельбы. Думаю, большинству наших читателей хотелось бы знать, как вы живете?
– Просто отлично. Никаких страшных снов. Готов вернуться на работу.
– Когда, по-вашему, это могло бы произойти?
– Центр открывается завтра. Я буду там, у меня первая смена.
– Это преданность делу.
– Это называется служебной этикой, – уточнил он.
– Скажите, была ли у вас возможность побеседовать с семьями погибших. Встречались ли вы с мистером Хасваром, мужем Ясмин? Или с родителями Боба Лутца?
– Зачем бы мне это делать? Только чтоб сказать, что я сожалею, что не спас людей, которых они любили? – Слова его были слегка колкими.
Джэй Риклз потрепал его по плечу:
– Еще будет время встретиться с ними, наверняка. Может, после того, как у них появится возможность и раны начнут рубцеваться… и после того, как у мистера Келлауэя будет возможность прийти в себя.
Келлауэю показалось, что было нечто предостерегающее в том, как Риклз потрепал его, словно пса. Вот недоумок. Он дернул плечом, чтоб Риклз перестал его оглаживать.
– Я уверена, что после всего, что вам выпало, источником силы для вас стала ваша собственная семья, – сказала Лантернгласс. – У вас ведь сын, да?
– Да.
– И он живет с матерью? Где это? Хотелось бы немного побольше узнать о положении в вашей семье. Вы, полагаю, врозь живете? Разводитесь? Я проверяла окружные сведения…
– В самом деле? Выискиваете немного грязи? Кто просил вас вникать в то, что мы живем врозь?
Маленькая девочка на капоте машины подняла подбородок и уставилась на них, ее внимание привлек повышенный голос Келлауэя.
– Никто. Мы всегда беседуем с членами семьи после чего-то вроде этого.
– Только не в этот раз. Держитесь подальше от моей жены и сына.
– Мам? – позвала сидевшая на «Пассате» девочка недовольным и тревожным голоском.
Лантернгласс метнула взгляд назад, на дочь, махнула рукой:
– Еще минутку, Дороти. – Она вновь повернулась к Келлауэю и тихо сказала, улыбаясь как-то загадочно: – Послушайте. Мы тут все свои. Давайте не будем огорчать мою малышку крикливой перебранкой.
– А вас трогало, что вы могли бы огорчить моего малыша, когда нынче утром опоганили в своей статье мою службу в армии? Эта мысль хотя бы приходила вам в голову?
Ринклз уже не улыбался. Он опять потрепал Келлауэя по плечу и сказал:
– Хватит, хватит. Достаточно. Рэнди многого натерпелся. Айша, я вас попрошу проявить хоть сколько-то уважения и обходиться с ним по-хорошему.
Кивнув, Айша отступила на шаг. Она больше не улыбалась:
– О’кей. Извините. Я понимаю: неделя эта была изматывающей. Джэй, устройте, чтоб мне позвонили из вашей конторы. Мы договоримся о беседе о том, чем ответила полиция.
– Будет сделано, – пообещал Риклз. Он уже держал Келлауэя за руку, ухватив ее повыше локтя, и принялся направлять его к машине.
– Ой, постойте, – воскликнула Лантернгласс. – Еще одно, пока вы здесь. Служба охраны торгового центра «Чудо-Водопады» не снабжается оружием. Был ли имевшийся у вас пистолет вашим личным оружием?
Ловушку в ее словах он распознал сразу, едва услышал их, понял, что ей нужно, чтоб он во всеуслышание признал, что владеет стрелковым оружием вопреки судебному запрету.
– А вам бы не понравилось, если б так оно и было?
Желудок у него будто скрутило.
Выезжая со стоянки, они миновали Лантернгласс, сидевшую на капоте своего «Пассата», гладящую дочь по спине и следившую взглядом за пикапом. Глаза сужены: рассуждала. Риклз рванул вперед так, что из-под задних шин щебень полетел. И повел машину в разгон на север до шоссе, а по нему – в Сент-Поссенти.
– Какого черта ты влез во все это, партнер? – выпалил Риклз. Впервые за все это время голос его звучал резко и немного сердито.
– Мой малец смотрит новости утром, днем и вечером, чтоб услышать последние сообщения о своем папаше. Она представила дело так, будто я убрался из армии с позором, и сын это услышит.
– Еще ему предстоит услышать, что тебя через пару дней сделают помощником шерифа. Лантернгласс ничтожная репортеришка из ничтожной местной газетки. Большую часть ею написанного помещают между рекламой и свадебными объявлениями. Но если подпускать много дыма, она решит, что есть и огонь. Кстати… – выговорил он, хмурясь. Они въехали в густое плотное облако. Дым разъедал Келлауэю глаза.
Они проехали еще с полмили, и Риклз спросил:
