На сердце Даньелл лежала тяжесть, словно на нем стоял железный котел кухарки. И боже… неужели… слезы?
Ей впервые задали такой вопрос. Впервые кто-то заботился о ней, был таким дружелюбным, старался помочь… Просто спросил, что с ней. Этого не случалось ни разу с тех пор, как ей пришлось самой о себе заботиться. Когда-то о ней заботилась мать, до того, как заболела. Теперь она заботится о матери.
Девушка глубоко вздохнула.
– Моя мама… больна.
Почему она сказала это? До того, как прийти сюда, она никому ничего не говорила.
Мэри ахнула, глаза ее повлажнели. Она положила маленькую белую руку на плечо Даньелл. Та позволила. Почему-то стало легче оттого, что кто-то ее утешает. До сих пор она не сознавала, как ей этого не хватает.
– Что с ней, дорогая?
Миссис Хаклберри потянула Даньелл вниз. Они уселись на ступеньках.
– Чахотка.
– О нет, – покачала головой миссис Хаклберри.
Даньелл вытерла слезы платочком, который сунула ей в руку Мэри.
– Именно к ней я хожу по вечерам, когда удираю из дома.
– Я не собиралась доносить на вас, дорогая, – заверила миссис Хаклберри.
– Я это знала. И поэтому говорю вам сейчас. Спасибо за понимание.
– У нас всех свои беды, дорогая, и нет смысла обсуждать, как с ними справляются другие.
– Мы можем чем-то помочь?
Зеленовато-карие глаза Мэри всматривались в лицо Даньелл.
– Вряд ли, – вздохнула Даньелл.
– Помочь можно всегда, пусть даже немногим. Оставайтесь здесь.
Миссис Хаклберри поднялась и поспешила вниз.
Мэри уселась на ее место и снова сжала руку подруги:
– Мне очень жаль твою ма, Даньелл.
– Все в порядке. Спасибо за то, что выслушала.
– Моя ма всегда говорила, что если хочешь почувствовать себя лучше, смени тему.
– Хороший совет. – Даньелл выдавила улыбку. – О чем же нам говорить?
Мэри с задорной улыбкой повернулась к подруге.
– Я рада, что миссис Хак ненадолго ушла. Хотела спросить вас о том вечере с мистером Кавендишем, когда вы вместе пили.
– Вы об этом знаете? – ахнула Даньелл.
– Со всеми разговорами о Треворе я совершенно забыла спросить, когда пришла к вам в спальню. Не волнуйтесь. Миссис Хаклберри ночью велела мне подкинуть дров в камины больших комнат, поскольку я единственная не спала. Клянусь, я услышала, как вы разговаривали в библиотеке, и потихонечку ушла. Честное слово, я не подслушивала.
– Все в порядке, – рассмеялась Даньелл. – Я вам верю. Если вы и подслушивали, значит, знаете, что мы выпили вина и он рассказал мне о себе и брате.
Брови Мэри взлетели вверх.
– Вино? Считаете, он хотел напоить вас и затащить в постель?
– Мэри Хартфилд, подумайте, прежде чем говорить.
Даньелл снова рассмеялась при виде очевидного восхищения в глазах девушки.
– Боже! Хотела бы я, чтобы меня напоили и затащили в постель, – фыркнула Мэри, широко улыбаясь.
– Он действительно наговорил мне немало дерзостей, – покачала головой Даньелл.
– Со мной он может быть каким угодно дерзким. Он пытался украсть поцелуй?
Хотелось бы…
– Оставляю это вашему воображению.
– О, не знаю, следует ли это делать. Мое воображение тоже слишком дерзкое.
Горничная немного помолчала:
– Вы не опьянели?
– Боюсь, нет. Для того чтобы опьянеть, мне нужно выпить немного больше, чем два бокала вина.
Мэри сосредоточенно наморщила лицо.
– О чем вы? – начала она, но тут же ахнула: – Вы раньше бывали пьяны, мадемуазель?
– Да, много раз, – хихикнула Даньелл.
Контрабандисты пили. Это был их образ жизни.
– Полагаю, французы пьют больше англичан.
– О, я обнаружила, что жители обеих стран любят вино и крепкое спиртное равным образом, – отмахнулась Даньелл.
Мэри подалась вперед и оперлась локтями о колени:
– Каково это – быть пьяной?
Даньелл наклонила голову набок и немного подумала:
– Как будто у тебя совсем нет забот. И все кажется смешным.
– Смешным?
– По крайней мере, для меня. Я знала людей, которые, напившись, злятся или засыпают, или грустят.
Мэри недоуменно моргнула:
– Хотите сказать, для каждого по-своему?
– Вероятно, да. Мой отец говаривал: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
– О, это ужасно интересно, мадемуазель!
– Верно.
– Что вы хотели сказать, когда утверждали, что вам понадобится больше двух бокалов вина? А сколько вам требуется, чтобы напиться?
– Это зависит… – пробормотала Даньелл.
– От чего?
– От того, насколько вы привыкли пить. Я много пила с людьми, которые привыкли много пить.
И ей пришлось быстро научиться не пьянеть, чтобы никто ее не разоблачил.
– С кем вы пили?
– Сейчас не время рассказывать эту историю, но довольно сказать, что я сумела пить, не пьянея, и теперь двух бокалов вина мне явно недостаточно, чтобы опьянеть.
– Я хочу напоить Тревора и спросить, нравлюсь ли ему, – ухмыльнулась Мэри. – Если у меня получится, скажет ли он, что у него на уме?
– Есть только один способ выяснить, – расхохоталась Даньелл.
Этот план они не успели обсудить, потому что по лестнице, пыхтя, взбиралась миссис Хаклберри.
– Я завернула кастрюльку со своим чесночным супом. Принесете его своей маме сегодня.
– Но вам необязательно… – растерялась Даньелл.
– Мне говорили, это помогает от кашля и стеснения в груди.
Добрая улыбка озарила лицо экономки.
– О да! – подхватила Мэри, энергично кивая. – Все знают, как хорош чесночный суп миссис Хак. Он уж точно поможет вашей ма!
– Я пошлю с вами Тревора, пусть донесет до дома, – добавила миссис Хаклберри.
– Вы необычайно добры.
Сердце Даньелл снова сжалось. Она переплела пальцы и уставилась на свои туфли. Ей никогда еще не было так стыдно, как в эту минуту, из-за того, что она обманывает таких славных женщин.
– Я… я не понимаю, почему вы мне помогаете.
Она осмелилась поднять глаза.
Мэри наморщила нос и задорно улыбнулась:
– О, мадемуазель Даньелл, у вас раньше никогда не было подруг, верно?
