— Молодец, — похвалил Ларионов. — Взаимовыручка для нас, пограничников, — это самое важное. Как говорится, сам погибай, а товарища выручай.
— Так точно, товарищ командир! — браво гаркнул Семён и облегчённо вздохнул.
Теперь можно было расслабиться…
* * *
— Красота-то какая, — произнёс Скворцов, разглядывая в бинокль распростёршуюся внизу огромную долину где сверкала в лучах солнца поверхность озера Зоркуль.
Оптический прибор был один, и Ларионов отдал приказ наблюдать всем по очереди. Сейчас настал черёд Алексея.
Ещё вечером отряд устроил здесь засаду, перекрыв северо-западный выход из долины. Лошадей отвели подальше и спрятали во впадине, чтобы они не были видны со стороны и чтобы их не почуяли кони басмачей, ведь запахи в горах ветер разносит далеко, особенно в ущельях. Затем оборудовали себе позиции, сложив из разбросанных всюду камней небольшие брустверы, за которыми можно было вести стрельбу лёжа и прятаться от пуль. Для удобства ведения стрельбы в брустверах сделали выемки. Золотарёв и Скворцов, не сговариваясь, расположились по соседству.
Семён лежал за своим бруствером головой на вещмешке, глядя на плывущие по небу облака. Вокруг было тихо. Солнце висело над горами, но из-за густых облаков светило тускло и совсем не грело. Стоял обычный сентябрьский памирский день, холодный и сырой — примерно градусов пять-шесть выше нуля. Семён слышал, что в середине сентября здесь бывает и до минус десяти. А в октябре уже может наступить настоящая зима — с обильными снегопадами, сильными морозами и буранами. Природа Памира сурова и старается не баловать
человека…
Семёну ещё не доводилось бывать в этих местах, и теперь он мог воочию любоваться ими. Да, недаром многие говорили, что Зоркуль — одно из самых красивых на Памире озёр. Вытянувшись с запада на восток на целых двадцать пять километров между Южно-Аличурским и Ваханским хребтами, оно потрясало окрестными видами.
Вдали виднелись юрты киргизов и пасущиеся на горных склонах отары овец. Там же бродили яки, поедая пожухлую осеннюю траву. На Памире Семён впервые в жизни увидел необычных косматых животных с таким смешным названием. Он узнал, что яки, или, как их ещё здесь называли, кутасы, не боятся самых лютых морозов и любят купаться в ледяной воде. Эти мирные и выносливые животные были просто незаменимы в горах, особенно на высоте более четырёх километров. А из жирного и питательного молока яков памирцы делали вкусный сыр курут, который они обычно скатывали в небольшие шарики. Да и мясо яков широко использовалось в пищу…
Позади озера вздыбливались заснеженные горные громады, которые находились уже на афганской земле.
Афганистан… Это слово для Семёна было наполнено чем-то таинственным и древним. На политзанятиях Нарожный как-то рассказывал об этой соседней стране и о населяющих её свободолюбивых племенах.
А где-то ещё южнее находились Пакистан и сказочная тропическая страна Индия, в которой обитали тигры, слоны, загадочные йоги, факиры и заклинатели змей.
— Лёха, ты случаем в Индии не бывал? — шутливо спросил Семён, выглянув из-за камней.
— Нет, не был, — вполне серьёзно ответил Скворцов. — И вообще я за границей не был.
— А хотел бы?
Алексей опустил бинокль и посмотрел на Золотарёва настороженно.
— А что?
— Да нет, ничего. — Семён понял, что смутил этим вопросом товарища. — Просто так спрашиваю. Я бы, например, в Индию махнул. А ты куда?
— Я? — Скворцов призадумался и пожал плечами. — Не знаю. В Австралию, наверное. Или в Южную Америку.
— Почему туда?
— Ну… Я когда «Дети капитана Гранта» прочёл, то захотел побывать и в Австралии, и в Южной Америке. Там здорово. Горы, леса непроходимые. Романтика, одним словом.
— Хм… понятно. А что за дети капитана… как ты его назвал?
— Гранта. — Алексей усмехнулся. — Книга такая есть. Приключенческая. Жюль Верн написал. Интересная очень.
— А кто этот Жюль Верн?
— Писатель такой был французский. Умер уже. Здорово писал, особенно научную фантастику. Мне больше всего понравились его романы о капитане Немо. Называются «Двадцать тысяч лье под водой» и «Таинственный остров». Там описывается небывалая электрическая подводная лодка «Наутилус». Немо на ней обогнул весь земной шар, а сам он был индийским принцем и на свои деньги построил эту подлодку.
— Принцем, говоришь? — Семён нахмурился. Ему стало неприятно, что Скворцов так восхищается классовым врагом. — Буржуй, значит.
— Да он хоть и был принцем, но сражался против английских колонизаторов за свободу Индии и поддерживал восстание индийских сипаев. — Скворцов заметно разволновался, его щёки запылали. — А потом Немо вообще порвал с обществом и поселился на острове посреди океана. Это был гениальный учёный и романтик, мечтавший о справедливом мире. А ты говоришь — буржуй… Я когда эти книги прочитал, какое-то время мечтал стать путешественником. Открывать новые земли, видеть разные красивые места и дикие племена… А теперь вот думаю, что стану учителем географии. Конечно, после того как фашистов победим…
— Понятно… — Семён почувствовал неловкость оттого что он не читал Жюля Верна и не знает про капитана Немо. В селе он, конечно, иной раз заходил в избу-читальню, но брал там почитать в основном труды Ленина и Сталина, а также книги Аркадия Гайдара и Валентина Катаева. — А в нашей библиотеке Жюль Верн есть?
— Не знаю, посмотри.
— Скворцов, веди наблюдение! — строго прикрикнул Ларионов, который, сидя на камне, что-то быстро писал карандашом в блокноте. — А то наряд получишь.
— Виноват, товарищ командир! — Алексей вновь приник к окулярам бинокля.
Семён решил, что обязательно найдёт и прочтёт книги о капитане со странным именем Немо. Закрыв глаза, он попытался представить этого человека, отрёкшегося от жизни в достатке и роскоши ради высших идей. Тут, конечно, нужен был несгибаемый характер…
Семён сам не заметил, как придремал. Он увидел себя шестилетним пацанёнком, помогающим деду заготавливать на зиму дрова. Дед Фёдор рубил чурбаны большим, тяжёлым колуном, хрипло «кхэкая» при каждом ударе, а он, Сенька, подбирал на земле отлетевшие поленья и складывал их в штабель у стены сарая.
На крыльцо избы вышла мать и некоторое время наблюдала за тружениками.
— Сёмушка, иди молочка попей, — ласково позвала она. — Тёпленькое ешо. Парное, как ты любишь.
— Некогда мне, — отмахнулся он с важным видом, хотя, конечно, молока ему сейчас очень хотелось. Но надо было показать матери и деду, что он уже взрослый. — Не видишь, что ли, мы работаем.
— Иди-иди, работничек. — Дед Фёдор усмехнулся и потрепал внука по русым лохмам. — Слухай мамку. От молока силы прибывают.
Уложив ещё пару поленьев, Сенька побежал в избу.
В горнице пахло парным молоком, которым была до краёв наполнена стоявшая на столе кринка. Мать налила Сеньке в деревянную кружку, и он стал пить неторопливо и чинно, как это делали отец и дед. Он хотел во всём походить на них, чтобы все считали его настоящим мужиком…
