Именно поэтому Александр сразу после окончания семилетки поступил на курсы агрономов и после работал в родном колхозе. Чтобы больше никто не голодал! Нигде и никогда…
Но вышло так, что он сменил свою агрономскую кепку на пограничную фуражку. В 21 год был призван в пограничные войска НКВД СССР.
Уже позже, когда служил на границе, он часто размышлял о том, почему так вышло, пытался понять причины возникшего в СССР голода. Ведь в одной только их Лиховке в ту кошмарную зиму умерло несколько десятков человек. Но доходили слухи, что и в других деревнях и сёлах Днепропетровской области происходит то же самое. А уже несколько лет спустя он узнал, что голод тогда охватил не только некоторые области Украины, а ещё часть Белоруссии, Западную Сибирь, Поволжье и Северный Казахстан. Похоже, голодная смерть зимой 1933 года постигла очень большое количество советских крестьян и колхозников. Возможно даже, счёт шёл на десятки и сотни тысяч.
Но как могла произойти такая большая катастрофа? Ведь правительство в газетах и по радио постоянно сообщало о новых успехах и достижениях. Тогда откуда взялся этот проклятый голод?.. И поневоле Александр склонялся к ужасной мысли, что само правительство и было в этом виновато. Ведь было же это беспощадное и во многом дурацкое «раскулачивание», когда в «кулаки» записывали чуть ли не каждого, кто имел справное хозяйство, потому что семья трудилась день и ночь, а не лодырничала, как многие из тех, кто записывался в колхозы. Ведь было, было!.. А ещё он помнил, хоть и был тогда пацаном, что в 1932 году колхоз сдал государству почти весь собранный хлеб. Родители говорили, что вышло какое-то постановление, и председатель ничего не мог сделать, потому как сам боялся, что его запишут во вредители. Но зачем всё это делалось, и кому это было нужно? Ведь не могли же в руководстве страны не понимать, к чему может привести такая политика? А если понимали, то почему тогда это творили?..
Ответов на все эти вопросы Александр не находил и старался ни с кем на эту тему не говорить…
Подошёл Васильев, который выглядел озабоченным.
— Вот, немного подкормили, — кивнув на детей, пояснил Александр.
— Да вижу, вижу. — Ротный вздохнул. — Поступил приказ командира полка экономить продукты.
— Значит, будем экономить.
Александр не стал ничего переспрашивать. И так было понятно, что ни с того ни с сего подобный приказ не поступит. Видно, со снабжением возникли какие-то трудности…
К вечеру метель впала в настоящее неистовство, но через час притихла, словно сама притомилась от собственного буйства.
Когда начали сгущаться сумерки, полк подошёл к ещё одной деревушке, которая тоже почти полностью была разрушена. К счастью, в деревне отыскалось несколько более-менее уцелевших домов и сараев, где разместилось около половины личного состава. Остальным пришлось ночевать прямо в снегу, и вот здесь-то вспомнили всё то, чему пограничников учили на Урале. Впрочем, многим и на границе не раз приходилось сидеть зимой по двое-трое суток в дозорах и секретах — в снежных норах, похожих на медвежьи берлоги. Так что ночёвка без крыши над головой в такую погоду никого не пугала.
Но роте Васильева повезло — её определили в просторный, частично повреждённый колхозный коровник, в котором, конечно, никаких коров давно не было. Спать легли на деревянном полу, покрытом тонким слоем ржаной соломы.
Несмотря на сильную усталость, сон долго не приходил. В голову опять лезли разные раздумья — о прошлой довоенной жизни, о службе на границе, о войне. Потом Александр вспомнил свою свадьбу, сыгранную в отряде всего за две недели до отправки на Урал, и все его мысли тут же переключились на жену Клавдию.
Провожая Александра, Клавушка рыдала у него на груди и не хотела отпускать.
— Боюсь я за тебя, Сашенька, — всхлипывая, сказала она, и взгляд её при этом был бесконечно несчастным. — Ой, боюсь!.. Не хочу второй раз вдовой ходить…
Вот уже три месяца как он не видел свою «роднульку», не ласкал её молодое тело и не слышал её голоса…
Коровник был заполнен храпом и паром от дыхания тесно лежавших десятков людей. Этот пар и эта теснота немного согревали спящих.
Александр натянул на нос нижний клапан подшлемника и, закрыв глаза, повернулся на левый бок, стараясь гнать прочь мешающие заснуть мысли. Незаметно он провалился в глубокий сон без сновидений…
* * *
Снаружи раздались голоса, затем дверь коровника распахнулась, и светлый проём загородили три громоздкие фигуры.
— Романцов! — позвал от входа ротный. — Выводи своих!
Александр нехотя поднялся и, осторожно переступая спящих, поплёлся к выходу, пытаясь сообразить, что понадобилось Васильеву именно от его взвода. Он чувствовал, что более-менее выспался и вполне восстановил свои силы для продолжения похода.
Вместе с ротным возле входа стояли комбат и какой-то незнакомый рослый парень, который был в таком же белом полушубке, но уже потерявшем свою белизну. На голове детины сидела лихо заломленная набок чёрная кубанка, а на его правом плече висел странный автомат с длинным, узким рожком и со сложенным железным прикладом. Таких Александр никогда ещё не видел.
Метель таки унялась, но за ночь успела намести большие сугробы и начисто занесла все вечерние следы. Сквозь бреши в густых облаках пробивались солнечные лучи, обещая на предстоящий день хорошую погоду.
Бойцы взвода строились возле коровника и, зевая, недоумённо косились на комбата и на незнакомца.
— Товарищ капитан, первый взвод построен! — доложил Александр, как только все тридцать четыре бойца заняли в строю свои места.
— Значит, задача такая, — хмурясь, произнёс комбат. — Нужно выделить шесть человек в помощь товарищу… — Он вопросительно взглянул на парня в кубанке, у которого не было видно никаких знаков различия.
— Младший лейтенант милиции Пужай-Череда, — представился тот, браво козырнув под свою казачью шапку. — Тут недалече, на хуторке, засели одни сволочи. Похоже, дезертиры. Надо их обезвредить, а то житья не дают местным. Грабят внаглую, последнее у людей отбирают. Мои ястребки
их там обложили, но нас маловато, чтобы хутор штурмовать.
— Ну что, орлы, поможем родной милиции? — с пафосом спросил Васильев.
— Отчего ж не помочь, товарищ капитан, — за всех ответил Александр. — Поможем, коль такое дело. А много их?
— Да, вроде, человек пять-шесть. Ну, может, с десяток, не больше. У нас тут трое саней. — Пужай-Череда махнул рукой в сторону стоявших поодаль лошадей, запряжённых в розвальни. — Садитесь по двое в каждые. Я думаю, справимся.
— Желающие два шага вперёд, — Александр весело оглядел взвод. — Или менжуете все?
— Ну а чё, надо так надо. — Потапов первым вышел из строя. — Айда, братва, дезертиров мутузить.
Следом за ним шагнули Золотарёв, Петров, Давлетгиреев, Епихин и ещё несколько пограничников.
