За небольшим полем, вдоль лесочка, шла линия окопов немецкого левого фланга, позади которой находилось село с необычным названием Золотое Дно. А правее и чуть дальше виднелись крайние хаты ещё одного села — Нового Света. Со стороны обоих сёл велась плотная стрельба.
Вторая и третья роты батальона развернулись влево и двинулись на Золотое Дно, таким образом обойдя Комарник. Первая рота продолжала наступать на Новый Свет.
По немецким позициям вновь ударили пушки и миномёты, помогая пехоте. От грохота взрывов и свиста летящих мин, от раздающихся со всех сторон выстрелов заложило уши, а с сознанием творилась настоящая свистопляска. То оно словно меркло, и тогда Семён с трудом понимал, что происходит вокруг, то впадало в какой-то странный ступор, и тогда исчезал напрочь страх, а вместо него возникало полное, жутковатое равнодушие ко всему, и даже к своей жизни. Семён всякий раз начинал противиться этому состоянию, краешком ускользающего здравомыслия понимая, что нельзя ему поддаваться. Ведь без страха и без рассудка человек в бою просто идёт на убой. Нельзя терять рассудок! Нельзя!..
Рядом оглушительно громыхнуло, и в следующий миг незримая сила толкнула Семёна в левый бок, едва не повалив его на снег. Он остановился и, оглядев себя, убедился, что остался цел и невредим. Только после этого вспомнил о Лукинце, который шёл слева от него.
Оглянувшись, увидел ефрейтора, лежащего в неудобной позе — на боку, уткнувшись лицом в покрытый багровыми пятнами снег. Бросившись к нему, Семён перевернул Лукинца на спину и увидел искажённое от боли, бледное лицо.
— Миша, ты что? Зацепило?
Лукинец что-то произнёс, но Семён не расслышал — уши ещё были заложены. Затем он заметил, что полушубок ефрейтора в нескольких местах порван, словно его со злостью истыкали чем-то острым.
Лукинец опять что-то прошептал, и Семён, скорее по движениям губ, разобрал слова:
— Ну вот и всё, Сеня…
Затем ефрейтор натужно улыбнулся, и эта улыбка застыла на его лице смертельной маской. И невозможно было поверить в то, что его больше нет. Ведь ещё вчера Михаил был жив и весел и приглашал всех к себе в гости — в южный крымский город Алушту, где по набережной гуляют красивые девушки, а в море плещутся удивительные дельфины. Но сейчас он лежал здесь, на пропитанном кровью снегу, и это было очень несправедливо и неправильно…
Роты пошли на решительный приступ немецких окопов, но на этот раз фрицы не дрогнули, не побежали. Завязалась страшная рукопашная, в которой люди бросались друг на друга, чтобы убивать любым возможным способом. Вспарывали штыками одежду и живую плоть тела, проламывали прикладами каски и кости черепов, стреляли в упор, резали ножами, рубили лопатками, наконец, просто душили и даже грызли зубами чужое горло. Люди в этой дикой бойне походили на безумцев, одержимых жаждой убийства. Крики дерущихся, хрипы и стоны раненых и умирающих создавали кошмарную симфонию смерти, а сильный запах свежей человеческой крови настырно бил в нос, обостряя безумие.
Семён оказался лицом к лицу с рослым, мордатым немцем, который сжимал в руках винтовку и злобно ухмылялся, хищно оскалив зубы. Вероятно, это был опытный вояка, который сейчас не видел перед собой достойного противника.
Не раздумывая, Семён сделал резкий выпад, нацелив свой штык прямо в грудь врага. На занятиях по штыковому бою у него неплохо получался такой приём. Но фриц, выказав прекрасную реакцию и выучку, легко отразил винтовкой и поворотом корпуса удар. Он тут же нанёс ответный удар — прикладом в лицо. Семён успел уклонить голову, и приклад немца скользнул по каске. Затем противники скрестили винтовки, напрягаясь и тяжело дыша.
От фрица пахнуло перегаром, но, похоже, выпитый алкоголь ничуть не мешал верзиле драться. По-звериному зарычав, он сделал резкий и сильный толчок винтовкой, и Семён, не устояв, опрокинулся на спину.
— Ende von dir, Russisch!
— злорадно закричал фашист, собираясь всадить штык в грудь поверженного противника.
Он перехватил винтовку, чтобы ударить сверху, и уже занёс её над русским, когда за спиной предвкушающего победу немца мелькнул кто-то проворный, а в следующий момент чья-то рука сзади провела по его горлу ножом. Верзила захрипел, и из его перерезанного горла полилась кровь. Немецкая винтовка воткнулась в землю рядом с Семёном, который всё ещё не верил, что смерть миновала его.
Гитлеровец, схватившись за горло, сначала упал на колени, а потом повалился набок.
— Ты как? — спросил склонившийся над Семёном Ильяс Давлетгиреев, в чьей руке был чёрный нож с окровавленным лезвием.
— Вроде жив. — Семён попытался улыбнуться. — Спасибо.
— Ыщё паваюем. — Чеченец подмигнул ему и протянул руку. — Вставай, друг…
Роты ворвались на окраину села и медленно продвигались вперёд, занимая дом за домом, сарай за сараем. А вскоре с юга в Золотое Дно вступил второй батальон, который выбил немцев из Комарника, и дело пошло веселей. Примерно через полчаса и это село было освобождено.
Семён видел, что лейтенант омрачён потерями. В самом деле, с утра взвод потерял убитыми пятерых, в числе которых был и командир третьего отделения Захар Тарасов. В отделении Потапова, кроме Лукинца, погиб Баходур Саидов, а Сегалова ранило в левое плечо, и его увели в медсанбат.
Роты батальона Шульженко сосредоточились на северо-восточной окраине и залегли, ожидая продолжения наступления. Село Новый Свет находилось совсем близко — в каких-то трёх сотнях метров, и все понимали, что его нужно штурмовать как можно быстрее, пока немцы там не укрепились.
* * *
Немцы в Новом Свете не подавали признаков жизни, и это настораживало.
— Можэ, воны утеклы? — предположил Гончаренко, лежавший рядом с Александром. — А, товарыш командыр? Як думаетэ?
Старший сержант, пока шёл бой, находился на другом фланге взвода и часто выпадал из поля зрения. Но время от времени он попадался на глаза Александру, и тот видел, что Григорий ведёт себя вполне достойно своей должности — подбадривает и подгоняет бойцов и за чужие спины не прячется. Заместитель командира взвода из него получился отменный во всех отношениях.
— Вряд ли, Гриша. Скорее всего, они затаились и поджидают нас.
— Дочекаються
, — пробурчал Гончаренко и, сердито фыркнув, уполз обратно.
С неба посыпались частые, крупные хлопья снега, и стало казаться, словно над полем кто-то растянул гигантскую белесую завесу, чтобы спрятать под ней что-то неприглядное или очень плохое. И в самом деле, окружающий мир мгновенно преобразился, сделавшись более нарядным и привлекательным для взгляда.
В этом снегопаде взлетела едва заметная красная ракета. Роты поднялись и двинулись на Новый Свет.
Немцы тут же «ожили», открыли огонь, а где-то справа, за небольшим полем, там, где находилась первая рота, послышалось рычание танков, которых отсюда не было видно. Очевидно, боевые машины скрывались в лощине, и оттуда могли в любой момент ударить во фланг батальона.
