— И когда же мы полетим в космос? — выкрикнул кто-то из зала, где сидели со своими семьями пограничники и местные жители.
— Думаю, скоро, — ответил профессор. — Возможно, что лет через тридцать или даже раньше.
Этот ответ вызвал в зале смех.
— Да неужто? — крикнул всё тот же голос.
— Напрасно вы смеётесь. — Учёный остался серьёзен. — Наука и техника развиваются очень быстро. В 1903 году братья Райт создали первый самолёт с двигателем внутреннего сгорания. Сейчас уже создаются принципиально новые двигатели, работающие на реактивной тяге. Я уверен, товарищи, что недалёк тот час, когда управляемые человеком реактивные аппараты преодолеют атмосферу нашей планеты и устремятся в глубины космического пространства. Человеку природой дан разум для созидания и для познания нашего мира, который, как все вы знаете, беспределен…
Александр горько усмехнулся, глядя на горящее село.
— Вот вам, товарищ профессор, и созидание, — тихо произнёс он. — Какой там, к чёрту, космос и братья по разуму… Где же здесь вообще этот разум? Эх-хех-хех…
Немецкая артиллерия замолчала, но вскоре возле Молотычей опять забухало, а потом началась и трескотня пулемётов.
Над окопами всё чаще взлетали осветительные ракеты, чтобы не прозевать врага.
Ближе к часу ночи, судя по звукам и вспышкам, бой стал перемещаться от села сюда, к холмам. И в какой-то момент неожиданно впереди появились быстро приближающиеся к позициям полка лучи света — включенные фары немецких танков. Их было примерно с дюжину пар.
Но до траншеи батальона этой ночью вражеская техника так и не добралась, потому что на неё обрушился огонь дивизионной артиллерии. Несколько танков загорелось, а остальные повернули обратно. Видимо, немецкие танкисты сочли благоразумным «не лезть на рожон».
— Тикають, падлюкы, — радостно пробасил возле уха Александра Гриша Гончаренко. — Обисралысь…
Он не договорил, потому что в небо с оглушительным рёвом начали взлетать огненные сгустки. Они вылетали один за другим откуда-то из тыла, прочерчивали ночную темноту длинными светящимися линиями и падали где-то далеко впереди. И там, где эти сгустки касались земли, тут же взметались яркие всполохи, и слышался гул взрывов. Зрелище ошеломляло и завораживало своей грозной красотой и мощью разрушительного огня.
— Мать честная, — восхищённо произнёс стоявший по другую сторону от Александра Петров. — Светопреставление…
Так близко, да ещё и ночью, они впервые видели действие гвардейских реактивных миномётов. Недаром советские воины с любовью окрестили их «катюшами». Немцы же дали этой системе своё, не менее громкое название — «орган Сталина»…
К двум часа ночи последние звуки сражения смолкли.
А в пять утра, едва рассвело, после короткого авианалёта немцы начали новую атаку. Всё видимое пространство заполнили боевые машины. Впереди наступали танки, и было их очень много — не меньше полусотни. Они действовали не спеша — сперва обстреливали позиции советской артиллерии и пехоты, и только потом перемещались дальше. Следом за танками двигались бронетранспортёры и грузовики, которые, подъехав поближе, высаживали пехоту…
* * *
Солнца на небе не было, оно заслонилось густой бело-серой пеленой облаков, словно не хотело смотреть на творящееся кровопролитие или боялось.
— Сколько же здесь уже народу положили, — качая головой, произнёс Воронин. — Хоть бы не зря.
— Не мелите ерунды, сержант. — Александр перешёл на «Вы», как делал всегда, когда хотел кого-то приструнить. — Если гибнут наши враги и горят их танки, значит, уже всё это не зря. Вам понятно?
— Понятно. — Воронин переменился в лице. — Я ж… не в том смысле.
— А я в том! — Александр взглянул на смутившегося сержанта и чуть смягчился. — Не сомневайся, Ваня. Мы их здесь расколошматим. Вот увидишь…
Он прошёлся по всему участку обороны взвода, подбадривая бойцов и проверяя их амуницию. Вроде бы, все пребывали в бодрости и нормальном самочувствии и были готовы к бою.
Пошёл второй час сражения. Несмотря на большие потери, немцы упрямо рвались к Молотычам, наступая вдоль грунтовой дороги, ведущей от Тёплого. Их танки, вздымая пыль, пёрли и пёрли, будто одержимые. Ворвавшись на позиции, они начинали утюжить окопы и давить людей.
В это время правее в поле зрения появилась ещё одна немецкая группировка, которая повела наступление прямо на склоны холмов, где занимал оборону Памирский полк. Было хорошо видно, что танки имеют разнообразный окрас. У одних он был просто защитно-зелёным, а корпуса других покрывали пятна всевозможных цветовых сочетаний. На бортах, кроме чёрно-белых крестов, виднелись какие-то жёлтые символы в виде стрелок с поперечными чёрточками.
Заговорили дивизионные пушки, за ними вступили в дело противотанковые ружья, ударили пулемёты.
В траншее с каждой минутой росло волнение. Все понимали, что бой неотвратим, и люди настраивали себя на него, как кто мог, готовились к смертельной схватке с врагом. Радовало то, что теперь, в отличие от мартовского боевого крещения, нет недостатка в патронах и боеприпасах. Почти у каждого при себе имелась противотанковая граната или «коктейль Молотова» — бутылка с зажигательной смесью. Так что танки было чем встречать.
Александр отдал фуражку своему заместителю и надел каску. И вовремя, потому что вокруг начали рваться немецкие снаряды и мины, обсыпая землёй и разя осколками.
— Спэкотно стае!
— пригибаясь при очередном взрыве, крикнул Гончаренко. — А, товарыш командыр?
— Да, Гриша, жарковато.
— Ничого, зараз воны у нас сами пидсмажаться.
— Поджарятся, Гриша, ещё как поджарятся…
Мощный заградительный огонь замедлил продвижение немецкой бронетехники и заставил залечь пехоту. Некоторые танки начали маневрировать и даже попятились назад. Но трём из них удалось преодолеть этот огневой заслон, и они быстро приближались, направляясь прямо на позиции батальона Шульженко. Это были длинноствольные Т-4, гусеницы которых наполовину защищали металлические экраны. Стальные махины ужасали одним только своим видом, а громкий лязг гусениц усиливал этот ужас. К тому же, чудовища изрыгали из себя пулемётный огонь, который не давал высовываться из окопов.
Но когда первый из танков приблизился метров на пятнадцать, в него полетела бутылка с зажигательной смесью, а следом за ней — вторая. Через несколько секунд его корпус уже был объят пламенем. И всё же танк добрался до траншеи, перевалил через неё, проехал ещё метров десять и только тогда остановился. Из открывшегося верхнего люка стали шустро выбираться похожие на чертей немецкие танкисты в чёрных комбинезонах и чёрных кепках. По ним открыли стрельбу. Двое из них были сразу убиты, не успев даже спрыгнуть на землю, и замертво покатились по броне. Остальные трое, кувыркнувшись, как циркачи, на землю, метнулись в разные стороны, словно испуганные зайцы, но далеко не убежали.