Со слоем дёрна пришлось повозиться, но дальше дело пошло веселей — земля была достаточно рыхлой и легко поддавалась хорошо заточенному стальному лезвию трофея.
— Товарищ лейтенант! — крикнул Потапов, копавший неподалёку. — Не повезло нам, да? Батальон будет Самодуровку брать, а мы тут просидим на задках.
— Что поделаешь, Вася. Не всем же героями быть. Кто-то должен и фланги прикрывать.
— Всё равно обидно. Хочется немца мутузить.
— Ещё намутузишься, — отмахнулся Александр. — Копай пока.
Впереди и справа от позиции взвода стояла густая, высокая рожь, местами выгоревшая и замятая гусеницами, колёсами и ногами. Где-то в этой ржи, судя по карте, прятался овраг, по которому немцы могли незаметно подобраться и неожиданно напасть, застать взвод врасплох. Такая вероятность вызывала в душе Александра тревогу. Поэтому нужно было принять меры к тому, чтобы её предотвратить.
— Патрикеев и Сайфулин, ко мне!
Названные им бойцы подбежали, пригибаясь, и упали на землю рядом с командиром. Пётр Патрикеев, отлежавшись в госпитале после мартовского ранения, вернулся в родной взвод вполне здоровым и бодрым и вновь получил в руки ППШ, из которого отлично умел стрелять. Перед самой Курской битвой Пётр отметил свой двадцать первый год жизни. Родом он был из Запорожской области, где до призыва в армию трудился в колхозе.
— Ставлю вам задачу. Выдвигаетесь вперёд, находите овраг и занимаете оборону на его краю с этой стороны. Ведёте наблюдение с целью не допустить скрытного подхода врага. В случае его обнаружения открываете огонь и сразу отступаете к позиции взвода. Задача ясна?
— Так точно! — хором ответили Сайфулин и Патрикеев.
— Смотрите… аккуратно там. На рожон не лезьте. Шибко не геройствуйте. — Александр внимательно оглядел рядовых. — Гранаты есть?
— Имеются. — Патрикеев хлопнул рукой по висевшей на ремне гранатной сумке. — Пара лимонок.
— И у мена одын есть. — Сайфулин ощерился, показав крепкие зубы.
— Ну всё, по коням! Ещё раз повторяю, на рожон не лезьте.
— Да поняли мы. — Патрикеев тоже улыбнулся, но улыбка у него получилась грустной. — Не волнуйтесь, товарищ командир, не подведём.
Тут же оба, прихватив свои вещмешки, скрылись в ржаных зарослях. Проводив бойцов взглядом, Александр вдруг ощутил на сердце какую-то необъяснимую тяжесть. Такого с ним никогда ещё не было.
— Ничего, всё будет хорошо, — пробормотал он себе под нос. — Главное, не думать о плохом.
Со стороны Самодуровки раздалась яростная пулемётно-ружейная пальба, говорящая о том, что батальон пошёл в наступление. Немного послушав привычные уху звуки войны, Александр продолжил рыть окоп. Это занятие хорошо успокаивало и отгоняло мрачные мысли, упорно норовившие прижиться в голове.
И всё-таки размышления о смерти полностью его не оставили.
«Конечно, помирать не очень охота, но рано или поздно так и так придётся. И лучше уж тогда не чахнуть от какой-нибудь болезни, а помереть красиво — геройски погибнуть за Родину…»
Он грустно усмехнулся.
«Главное, оставить после себя на земле какой-то след, чтобы люди добрым словом хоть изредка поминали. Только вот… какой след я оставлю и кто меня вспомнит?..»
Александр, озадаченный этим непростым вопросом, почесал затылок.
«Был агрономом, потом служил… Ну, если погибну, может быть, в Лиховке или в Бахты кто-то и вспомнит… Вроде бы, никому ни разу подлости не сделал, а многим и помогал. Но даже если все меня забудут, ничего страшного. Главное, знать, за что ты на смерть идёшь… А я иду за свой советский народ! За женщин, стариков и детей… за всех тех, кто будет жить дальше в нашей стране и делать в ней жизнь человека всё лучше и лучше. За наш народ можно и умереть, потому что он многострадальный и героический. На его долю постоянно какие-то беды и испытания выпадают, а он всё не сгибается и дух свой сохраняет. Любой другой народ не выдержит то, что наш выдерживает…»
Ободрённый собственными раздумьями, он стал копать живее.
Подул свежий ветерок, и по небу с запада поплыли густые облака, вселяя надежду на то, что день будет не очень солнечным. Июльская жара выматывала людей, отнимая у них силы, которые нужны были в бою. И не радовало даже то, что и враг изнывал от этого солнцепёка, и ему тоже было нелегко. Хотелось прохлады…
* * *
Семён оказался почти на самом краю правого фланга позиции взвода. Правее него окапывался один только Ильяс Давлетгиреев, а дальше вправо простиралось поле ржи, истерзанное сражением.
Окоп уже позволял стрелять с колена, когда на подступах к Самодуровке начался сильный бой. Семён почувствовал огромное желание оказаться там, чтобы вместе со всем батальоном идти в атаку и выбивать ненавистного врага из села со смешным названием. Но как бы оно не называлось, его всё равно требовалось освободить, потому что это было своё, русское село, которое уже слишком настрадалось и сейчас беззвучно умоляло о скорейшем избавлении от невыносимых мук оккупации.
Семён быстро продолжал углубляться в мягкую курскую землю, временами бросая взоры окрест себя. Он, конечно, сильно сомневался в том, что немцы могут предпринять обходной манёвр, но, на всякий случай, старался не терять бдительности. Мало ли… А вдруг-таки фрицы решат устроить подлянку? Ведь если с этой высотки неожиданно атаковать батальон с фланга и с тыла, то можно нанести ему весомые потери.
Пока он копал, опять накатили воспоминания. Но теперь в памяти возникали картины из его службы на Памире: старая мургабская крепость, в которой находилась комендатура, мрачные, лысые горные вершины, пасущиеся на склонах яки, извилистые тропы ущелий, кибитки пастухов-киргизов, товарищи по службе… Вспомнились погибшие: политрук Нарожный, Лёха Скворцов, другие пограничники… Всё это бередило душу, ввергало её в уныние…
Природа тоже явно хандрила. Небо уже почти полностью затянули облака, которые того и гляди могли обернуться тучами. Впрочем, это даже было хорошо, потому что жара уже осточертела даже тем, кто был родом из южных республик или прожил там многие годы.
Семён воткнул лопатку в бруствер окопа и сделал несколько глотков из фляги. Пару минут посидел, отдыхая и глядя, как копают его товарищи.
— Золотарёв, не расслабляйся! — крикнул ему лейтенант. — Копай, пока есть время. Глубже выкопаешь, целее будешь.
— Да не полезут они сюда! — опять подал голос Потапов. — Им бы хоть село удержать подольше. Тут уж не до контратаки.
— Даже если они и не думают соваться, позиция должна быть оборудована по всем требованиям! — раздражённо ответил Романцов. — Что тебе, Вася, неясно?
— Да ясно мне, ясно, товарищ лейтенант. — Потапов придал голосу нотки обиды. — Мне-то что? Я копаю. Надо так надо.
— Вот и копай!..
Усмехнувшись, Семён поплевал на ладони и вновь взялся за лопатку.
