– Я в большей безопасности, чем вы.
– Отнюдь. Вы – свободный конец веревочки. Послушайте, полиция защитит вас.
Сухой смешок сорвался с губ бродяги.
– Вот почему вы так стремитесь прибежать к ним: ради защиты?
Билли промолчал.
А Коттл, которому молчание Билли, похоже, прибавило смелости, продолжил, и в голосе его явственно слышалось самодовольство:
– Как и я, вы – ничто, только еще не знаете об этом. Вы – ничто, я – ничто, мы все – ничто, и что касается меня, если этот псих оставит меня в покое, пусть делает что хочет и с кем хочет, поскольку он – тоже ничто.
Наблюдая, как Коттл отвернул с горлышка бутылки крышку, которую только что навернул, Билли спросил:
– А если я сброшу вас с крыльца и пинками выгоню со своего участка? Он звонит мне иногда, чтобы пощекотать нервы. Когда позвонит в следующий раз, я скажу ему, что вы – пьяница, не можете связать двух слов и я ничего не понял из того, что вы мне сказали.
Загорелое и красное от многолетнего пьянства лицо Коттла не побледнело, но легкая улыбка самодовольства, оставшаяся на лице после его тирады, исчезла. Коттл принялся извиняться:
– Мистер Уайлс, сэр, пожалуйста, не обижайтесь. Я не контролирую слова, которые вылетают из моего рта, как не могу контролировать виски, которое в него вливается.
– Он хотел, чтобы вы рассказали мне о лице в банке?
– Да, сэр.
– Почему?
– Не знаю. Он не консультировался со мной, сэр. Просто велел сказать вам то-то и то-то, и я здесь, потому что хочу жить.
– Почему?
– Сэр?
– Посмотрите на меня, Ральф.
Коттл встретился с ним взглядом.
– Почему вы хотите жить? – спросил Билли.
Вопрос этот определенно затронул какую-то струну в душе Коттла, словно он никогда им не задавался. Он отвел глаза, схватился за бутылку виски уже не одной, а двумя руками.
– Почему вы хотите жить? – настаивал Билли.
– А что еще делать? – Избегая взгляда Билли, Коттл поднял бутылку обеими руками, словно чашу. – Я хочу выпить еще капельку. – Он словно спрашивал разрешения.
– Валяйте.
Коттл сделал маленький глоток, потом еще один.
– Выродок велел вам рассказать мне о лице в банке, потому что хочет, чтобы этот образ отпечатался у меня в голове.
– Если вы так считаете.
– Речь идет об устрашении, о том, чтобы заставить меня понервничать.
– Вы нервничаете?
Вместо того чтобы ответить, Билли спросил:
– Что еще он велел мне сказать?
Словно переходя к делу, Коттл навернул крышку на горлышко и на этот раз убрал плоскую бутылку в карман пиджака.
– У вас будет пять минут на принятие решения.
– Какого решения?
– Снимите часы и положите их на ограждение крыльца.
– Зачем?
– Чтобы отсчитать пять минут.
– Я могу отсчитывать их, оставив часы на запястье.
– Положив часы на ограждение, вы положите начало отсчету.
Лес на севере оставался тенистым и прохладным даже в жаркий день. Зеленая лужайка, золотистая трава, несколько раскидистых дубов, потом пара домов ниже по склону и на востоке. С запада проходило шоссе, за которым тянулись поля с редкими рощами.
– Он наблюдает за нами? – спросил Билли.
– Пообещал наблюдать, мистер Уайлс.
– Откуда?
– Не знаю, сэр. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, снимите часы и положите на ограждение.
– А если не сниму?
– Мистер Уайлс, не надо так говорить.
– А если не сниму? – повторил Билли.
– Я говорил вам, – чуть ли не взвизгнул Коттл, – он срежет мое лицо, срежет с меня живого. Я говорил вам.
Билли поднялся, снял с запястья «Таймекс», положил на ограждение так, чтобы циферблат был виден с обоих кресел-качалок.
По мере того как солнце поднималось к зениту, оно растопляло все тени, кроме тех, что в лесу. Закутанные в зеленые плащи деревья не выдавали никаких тайн.
– Мистер Уайлс, вы должны сесть.
Ярко-желтый свет солнца заставил Билли сощуриться. При таком свете человек мог затаиться в тысяче мест, надежно укрытый этим ослепляющим светом.
– Вы его не обнаружите, – сказал Коттл, – и ему не понравится ваше стремление обнаружить его. Пожалуйста, вернитесь к креслу и сядьте.
Билли остался у ограждения.
– Вы потеряли полминуты, мистер Уайлс, сорок секунд.
Билли не шевельнулся.
– Вы не знаете, в какой попали переплет. – Голос Коттла переполняла озабоченность. – Вам потребуется каждая секунда из тех минут, что он отвел вам на раздумья.
– Так расскажите мне об этом переплете.
– Вы должны сесть. Ради бога, мистер Уайлс. – Коттл разве что не заламывал руки. – Он хочет, чтобы вы сели в это кресло.
Билли вернулся к креслу-качалке.
– Я просто хочу с этим покончить! – верещал Коттл. – Хочу сделать то, что мне велено, и уйти отсюда.
– Теперь вы понапрасну тратите время.
Одна из пяти минут прошла.
– Хорошо-хорошо, – кивнул Коттл. – Теперь говорит он. Вы понимаете? Это он.
– Выкладывайте.
Коттл нервно облизал губы. Достал из кармана плоскую бутылку, но не для того, чтобы выпить. Нет, сжал ее обеими руками, словно талисман, призванный развеять алкогольный туман, окутавший мозг, позволить слово в слово передать послание и таким образом спасти лицо, которое в противном случае могло перекочевать в двухлитровую банку.
– «Я убью кого-нибудь из тех, кого ты знаешь. Ты выберешь цель среди людей из своей жизни, – цитировал Коттл. – Это твой шанс избавить мир от какого-нибудь никому не нужного говнюка».
– Гребаный сукин сын! – вырвалось у Билли, и он вдруг заметил, что пальцы обеих рук сжались в кулаки, да только бить было некого.
– «Если ты не выберешь для меня цель, – продолжал цитировать Коттл, – я сам выберу, кого мне убить из твоих знакомых. У тебя есть пять минут, чтобы принять решение. Выбор за тобой, если тебе достанет духа сделать его».
Глава 22
Усилие, которое потребовалось Ральфу Коттлу для того, чтобы в точности передать послание выродка, превратило его в комок гудящих нервов. Глаза у него провалились, лицо перекосило, руки тряслись. Ужас накрыл его с головой.
Пока Коттл декламировал предложение выродка и выставленные им условия, не сомневаясь в том, что любая допущенная ошибка – смертный приговор, бутылка виски была вдохновляющим его талисманом, но теперь ему требовалось ее содержимое.
