Билли заговорил, глядя на часы, которые лежали на ограждении террасы:
– Мне не нужны пять минут. Черт, не нужны даже те три, что остались.
И без этого, не обратившись в полицию, то есть не дав им возможности начать расследование, он уже стал причиной смерти одного человека из своей жизни: Лэнни Олсена. Бездействием он спас мать двоих детей, но обрек на смерть своего друга.
Какая-то, скорее даже большая часть ответственности за эту смерть лежала на самом Лэнни. Он взял записки убийцы и уничтожил их, чтобы спасти свои работу и пенсию, но, как выяснилось, за это ему пришлось заплатить собственной жизнью.
Тем не менее Билли ощущал за собой вину. Он чувствовал ее вес и знал, что сбросить его не удастся до конца своих дней.
Но теперь выродок требовал от него нечто новое и более ужасное. На этот раз бездействие его не устраивало, нет, он хотел, чтобы Билли сам указал ему следующую жертву.
– Я этого не сделаю, – твердо заявил он.
Коттл водил влажным горлышком бутылки по губам, вместо того чтобы отхлебнуть еще. Носом вдыхал поднимающиеся пары алкоголя.
– Если вы этого не сделаете, он выберет сам.
– Почему я должен выбирать? Ведь в любом случае я в полной жопе.
– Не знаю. Не хочу знать. Это не мое дело.
– Черта с два.
– Это не мое дело, – настаивал Коттл. – Я должен сидеть здесь, пока вы не сообщите мне свое решение, потом я передам ваши слова ему и больше ни в чем не участвую. У вас осталось чуть больше двух минут.
– Я иду к копам.
– Слишком поздно.
– Я в дерьме по бедра, – признал Билли, – и только погружаюсь в него все глубже.
Когда Билли поднялся с кресла-качалки, Коттл резко его остановил:
– Сядьте! Если вы попытаетесь уйти с крыльца раньше меня, вам прострелят голову.
У бродяги в карманах были бутылки – не оружие. Даже если бы Коттл попытался вытащить пистолет, Билли не сомневался, что сумел бы отобрать его.
– Не я, – уточнил Коттл. – Он. Сейчас он наблюдает за нами через оптический прицел дальнобойной снайперской винтовки.
Темный лес – на севере, залитый солнечным светом склон – на востоке, скалы и поля – к югу от шоссе…
– Он может читать по нашим губам, – продолжил Коттл. – У него отличная винтовка, и он умеет ею пользоваться. Может пристрелить вас с расстояния в две тысячи ярдов.
– Может, я этого и хочу.
– Он с удовольствием пойдет вам навстречу. Но не думает, что вы к этому готовы. Он говорит, что со временем до этого дойдет. В конце, говорит он, вы будете просить его убить вас. Но это еще впереди.
Даже с грузом вины Билли Уайлс вдруг почувствовал себя перышком и испугался внезапного порыва ветра. Сел на кресло-качалку.
– А к копам идти слишком поздно потому, что он оставил улики в ее доме, на ее теле, – буднично объяснил Коттл.
На деревьях не шевельнулся ни единый листок, а вот на крыльце задул ветер.
– Какие улики?
– Во-первых, несколько ваших волос у нее в кулаке и под ногтями.
У Билли пересохло во рту.
– Где он взял мои волосы?
– С фильтра в сливном отверстии душевой кабины.
До того, как начался весь этот кошмар, еще при жизни Гизель Уинслоу, выродок уже побывал в его доме.
Тень на крыльце более не могла сдержать летнюю жару. Билли словно стоял на самом солнцепеке.
– Что еще, кроме волос?
– Он не сказал. Но ничего такого, что позволило бы полиции связать вас с убийством… если только по какой-то причине вы не попадете под подозрение.
– А это он может устроить.
– Если копы подумают, что у вас нужно взять анализ на ДНК, с вами все будет кончено.
Глава 23
Одна минута. Билли Уайлс смотрел на свои наручные часы, словно они отсчитывали последние секунды до взрыва бомбы.
Он не думал о бегущих секундах, о вещественных уликах, превращающих его в убийцу Гизель Уинслоу, о том, что выродок сейчас держит его на прицеле.
Вместо этого он ранжировал людей из своей жизни. Перед мысленным взором чередой пробегали лица. Тех, кого он любил. К кому относился с безразличием. Кого терпеть не мог.
С последними он мог бы не церемониться. Не стал бы по ним скорбеть. И отделаться от таких мыслей оказалось ой как сложно, ничуть не проще, чем не замечать приставленный к горлу нож.
Он все-таки отвернулся, благодаря другому ножу – ножу вины. По его телу пробежала дрожь отвращения, когда он осознал, сколь серьезно сравнивал ценность людей, которые окружали его, беря на себя право решать, кто и в какой степени достоин жить, а кто должен умереть.
– Нет, – заговорил он за несколько секунд до того, как время вышло. – Нет, никого я выбирать не буду. Он может катиться к дьяволу.
– Тогда он выберет за вас, – напомнил ему Коттл.
– Он может катиться к дьяволу, – повторил Билли.
– Хорошо. Это ваше решение. Вам и держать за него ответ, мистер Уайлс. Это не мое дело.
– И что теперь?
– Вы остаетесь в кресле, сэр, где и сидите. Я должен войти в дом, к телефону на кухне, дождаться звонка и сообщить ему ваше решение.
– Я пойду в дом, – возразил Билли. – И поговорю с ним.
– Вы сводите меня с ума. Он убьет нас обоих.
– Это мой дом.
Когда Коттл подносил бутылку ко рту, руки его так тряслись, что стекло задребезжало о зубы. Струйка виски полилась по подбородку.
Заговорил он, не вытирая лица:
– Он хочет, чтобы вы сидели в этом кресле. Если вы попытаетесь войти в дом, он вышибет вам мозги до того, как вы доберетесь до двери.
– Какой в этом смысл?
– Потом он вышибет мозги мне, потому что я не смог убедить вас прислушаться к моим словам.
– Не вышибет, – не согласился с ним Билли, начав понимать образ мыслей выродка. – Он еще не готов поставить точку. Такой исход его не устроит.
– Откуда вы знаете? Вы не знаете. Не можете знать.
– У него есть план, цель, нечто такое, что не имеет никакого смысла для вас или для меня, но многое значит для него.
– Я всего лишь никчемный чертов пьяница, но даже мне понятно, что вы мелете чушь.
– Он хочет, чтобы все получилось в полном соответствии с его замыслом, – обращался Билли скорее к себе, чем к Коттлу, – и, уж конечно, не оборвет процесс на середине, разнеся двумя пулями две головы.
В тревоге оглядывая залитый солнцем день за пределами крыльца, брызжа слюной, Ральф Коттл заголосил: