Кот снова подобрала тяжелую дрель, крепко сжала обеими руками, вставила кончик сверла в замочную скважину металлического обруча, охватывавшего ее левую лодыжку, и нажала красную пусковую кнопку.
Дрель завизжала, задергалась в ее руках, а сверло вырвалось из замочной скважины и скользнуло по двухдюймовому обручу, высекая крошечные искры. Кот успела среагировать каким-то чудом; она отпустила кнопку и успела рвануть дрель на себя, прежде чем сверло располосовало ей ногу.
Может быть, она уже повредила замок?
Кот этого не знала. Подергав свои оковы, она убедилась, что замок все еще надежно заперт.
Вздохнув, Кот снова вставила сверло в замочную скважину и изо всей силы надавила на дрель, чтобы не дать ей выскочить из рассверливаемого отверстия. На этот раз визг дрели был громче, пронзительнее, а из-под сверла поднялась вверх струйка вонючего синеватого дыма. Вибрирующая окова болезненно врезалась ей в лодыжку, несмотря на носок. Дрель настойчиво рвалась из рук Котай, которые стали влажными и скользкими от усилий. Горячая металлическая стружка, выброшенная из скважины, стегнула ее по лицу; потом сверло неожиданно обломилось и его острый конец, с визгом пролетев над самой ее головой, звонко врезался в бетонную стену, оставив на нем заметную выбоину, а потом запрыгал по полу, словно стреляная гильза.
Кот остановила дрель и потрогала саднящую щеку. Под пальцы ей попался засевший в коже стальной осколок. Он оказался примерно в четверть дюйма длиной и тонким, как стекло. Кот зацепила его ногтями и легко выдернула, но ранка продолжала кровить: кровь осталась у нее на ногтях, а по щеке поползла вниз к уголку рта щекочущая горячая капля.
Кот вынула из дрели обломок сверла и с отвращением отшвырнула в сторону. Выбрав сверло потолще, она туго закрутила его в патроне и снова принялась сверлить скважину. Вскоре замок на левой ноге уступил, и металлический обруч распался. Воодушевленная, Кот принялась рассверливать замок на правой ноге. Меньше чем через полторы минуты второй обруч тоже открылся.
Кот отложила дрель и неуверенно встала. Все мускулы у нее на ногах буквально ходили ходуном, но дрожала она не от страха, не от боли и не от голода, а потому что была близка к освобождению, хотя всего каких-нибудь два часа назад пребывала в глубоком отчаянии. Она освободила себя.
Оставались, однако, еще наручники на запястьях, которые не позволяли высверлить замок на одной руке, держа дрель другой. Это была довольно сложная техническая проблема, но Кот уже составила план, который намеревалась осуществить.
И хотя кроме освобождения от наручников ей предстояло сделать еще многое – да и спасения ей пока никто не гарантировал, – радость продолжала переполнять Кот, пока она взбиралась по лестнице. Она шагала легко, едва не прыгая через ступени, несмотря на боль и дрожание усталых мышц, она становилась каждой ногой на новую ступеньку, а не ковыляла, как парализованная, скованная кандалами на лодыжках, и поднималась по крутой лестнице, даже не держась за перила. Оказавшись наверху, она прошла по площадке и по бельевой мимо стиральной машины и сушилки.
На самом пороге, взявшись за латунную ручку закрытой двери, Кот внезапно остановилась. Ей вспомнилось, как она шла тем же самым путем, успокоенная ритмичным та-та-та, та-та-та водопроводной трубы, и как Вехс напал на нее здесь.
Она постояла перед дверью, стараясь успокоить дыхание, однако была не в силах смирить бешеные удары сердца, которое билось часто и громко сначала от восторга, потом – от подъема по крутой лестнице, а теперь трепетало от страха перед Крейбенстом Вехсом, пожирателем пауков. Некоторое время Кот пыталась прислушиваться, но почти сразу оставила это занятие, потому что удары пульса в ушах заглушали все. Собравшись с духом, она как можно тише повернула ручку.
Дверь открылась без малейшего шума. В кухне было темно – в последний момент Кот все же погасила здесь свет, – а когда она решилась снова его включить (не включать было страшнее), никакого Вехса в помещении не оказалось.
Котай мельком подумала, что если все кончится благополучно, то она до конца жизни не сможет проходить через двери, не вздрогнув и не поморщившись.
Из ящика буфета, где Кот видела набор кухонных ножей, она достала большой мясницкий нож с удобной ореховой рукояткой. Его она положила на рабочий столик рядом с раковиной.
Потом она достала из другого шкафа высокий стакан, наполнила его водой из-под крана и выпила долгими жадными глотками, не отрываясь. Пожалуй, за всю свою жизнь она не пила ничего вкуснее, чем эти восемь унций водопроводной воды.
В холодильнике Кот обнаружила упаковку с кофейным кексом, покрытым белой глазурью, посыпанным корицей и орехами. Ногтями разорвав целлофан, она отломила изрядный кусок и, наклонившись над раковиной, стала жадно есть, набивая полный рот, слизывая с губ кусочки глазури и роняя в мойку крошки и орехи.
За едой ее посетило необычное настроение, которого она не испытывала довольно давно; Кот то стонала от удовольствия, то задыхалась от смеха и тут же начинала судорожно всхлипывать, едва сдерживая подступающие слезы, а потом снова принималась глупо хихикать. Это была целая буря эмоций, но Кот не волновалась. Это было только естественно, тем более что все бури, принося с собой очищение, рано или поздно проходят.
Она сделала многое, но еще больше ей предстоит. Такова была любая дорога, любой путь.
Из шкафчика со специями Кот достала флакон с аспирином и, вытряхнув на ладонь две таблетки, положила в рот. Но жевать не стала. Налив в стакан еще воды, она запила ею аспирин, а немного подумав, приняла таким же способом еще две таблетки.
Пропев несколько раз фразу «Я сделала это по-своему!» из известного блюза Синатры, она несколько переиначила слова и добавила:
– Я съела аспирин по-своему!
Потом Кот засмеялась и, откусив еще кусок кекса, почувствовала себя совершенно пьяной от сознания своей победы.
«Там, в темноте, тебя ждут собаки, – напомнила себе Кот. – Черные доберманы в черной ночи, мерзкие нацистские псы с острыми клыками и черными, как у акул, глазами».
На вешалке для ключей возле полки со специями Кот нашла только ключи от дома на колесах; остальные крючки были пусты. Она понимала, что Вехс предельно осторожен с ключами от своего звуконепроницаемого подземелья и, несомненно, все время носит их с собой. Ну что же, придется попробовать другой путь…
Взяв со столика нож и недоеденный кекс, она снова спустилась в подвал, не забыв погасить свет на кухне.
Шкворень и втулка.
Кот знала эти – впрочем, как и многие другие – специфические слова потому, что еще в детстве сталкивалась с ними в книгах Клайва Стейплза Льюиса, Мадлен Л’Энгл, Роберта Льюиса Стивенсона и Кеннета Грэма. И каждый раз, когда ей попадалось незнакомое слово, Кот обращалась к потрепанному толковому словарю в бумажной обложке, который был ее единственной драгоценностью и с которым она не расставалась, куда бы ни забрасывали ее судьба и беспокойный характер матери, не устававшей год за годом таскать ее за собой по всей стране. Словарь был клеенный-переклеенный, и от того, чтобы рассыпаться по листочку, его удерживало несколько слоев ломкого, желтого от времени скотча, сквозь который Кот уже не всегда удавалось прочесть толкование того или иного термина.
