По прошествии утомительных для меня часов шопинга я получил из красивой крестьянки в этнической одежде прекрасную даму из общества. На вид. Особенно в дорожном наряде со шляпкой.
— Господин Пикар, не побоюсь этого слова, но вы — волшебник, — восхищенно высказался я хозяину магазина. — Подлинный художник.
Растроганный лавочник, которого признали художником, в свою очередь умилился и сделал «герою текущей войны» оптовую скидку. Ну с его-то ценами он в накладе всяко не остался бы, а мне приятно. Золото было потрачено не зря. Счастье любимой женщины стоит дороже.
Но женщины есть женщины, когда Элика садилась в коляску, то пожаловалась мне:
— Как они в этом тут ходят, когда везде жмет и давит?
Я ответил банальностью.
— Красота требует жертв.
На что получил быстрый взгляд, сродни удару. Но жалоб больше не последовало.
На перегоне от Гоблинца до следующей водяной заправки собрал у себя в салоне рецких унтеров и наводчиков, перезнакомился с ними уже обстоятельно, не на бегу, как во Втуце. Как нормальный командир — батяня — опросил их о жалобах и пожеланиях. Обещал решить проблему горячего питания в пути хотя бы раз в сутки — им в части только сухой паек выдали, который они с кипятком из вагонного титана и трескают, и совсем толику командировочных — только доехать до Будвица. Придется потратить свои… Они горцы, а я их вождь, приходится соответствовать традициям.
Объяснил им особенность службы на бронепоезде и какая это высокая честь — служить в гвардии у такого отважного воина, как король Бисер Восемнадцатый.
Рассказал о стрельбе в движении с максимальной скорострельностью, показывая вероятные цели за окнами.
О неудобствах обитания в боевых бронированных рубках, которые совсем не похожи на теплушки и тем более на плацкартный вагон, который они сейчас занимают.
О том, что будем воевать на острие главного удара по врагу.
Спросил их о готовности воевать и в ответ получил ожидаемую горскую гасконаду, что, мол, всех врагов порвем, как Тузик грелку. Осталось только надеяться, что для маркграфа в конно-горных батареях действительно отобрали лучших, а не по принципу «на тебе боже, что нам негоже».
Угостил соответственно, пока мы не на службе, а они у меня как бы в гостях. Но умеренно и слабым градусом.
Золотой кортик дал им в руки потискать по их настойчивой просьбе. Любовались на надпись и цокали языками с уважением. Но больше их волновало качество клинка. Нашли его достойным.
И еще спрашивали, выдадут ли им такие же красивые штаны «с ушами» как у меня? Так их мое галифе впечатлило.
Поговорили за войну с Винетией, в которой они успели поучаствовать. Общее мнение у них сложилось, что винетцы не вояки. Все вкладывают в первый удар, и если он не получается, то сдуваются. Воевать против нас в горы пошли, а сами одеты в рубашки с галстуками. Красиво, конечно, но галстук по ночам не греет. Стреляли по винетцам они из коротких горных пушек, попадали, но не так эффектно, как дирижабль бомбил. Потому все награды летунам и достались.
Все вокруг ждали, чем закончатся мирные переговоры в Риесте. Но, чем бы они ни закончились, герцогство из войны уже вывели. Это ощущали все.
В общем, друг другом мы остались довольные. Посмотрим, как они дальше служить будут. Но в чужом окружении, чувствую, обрел я нечто похожее на личную преторианскую гвардию. Они даже по-огемски говорить не умеют. А по-имперски только унтера горазды, но все больше уставные команды. О театре, к примеру, с ними не поговорить… М-да…
Отправив на станции горцев в их вагон, сам в здании вокзала заказал по телеграфу службе ВОСО
[6] к следующей остановке состава доставить большую флягу горячего горохового супа с копченостями. Двадцати литров, по моему разумению, должно на них хватить.
Как всегда перед дождем, заныла раненая лопатка. Хоть волком вой, но я уже знал, что пока первые капли на землю не упадут, не уймется.
Встал, укрыл жену одеялом, оделся и вышел в салон.
Стюард не спал, надраивая столовое серебро.
— Долго нам еще до Будвица тащиться? — спросил его я.
— Через час где-то будем на месте.
— Ночью… — выдохнул я. — Это не есть хорошо. Присутствия не работают…
Взял газеты, но не читалось. Спина ныла.
Стюард бросил вилки-ложки и перенес ко мне на стол керосиновую лампу. Потом себе зажег другую, достав ее из шкафчика. Спичками.
— Покажи, — попросил я.
Он протянул мне коробок. Обычные спички с коричневыми головками. Разве что толще и длиннее наших. Коробок из шпона. Чиркалка на боку — а где ее еще делать? На этикетке вычурным шрифтом написано:
Махлиард, Вик и Ко.
САМОГАРНЫЕ СПИЧКИ
20 штук
Слово «спички» у имперцев означало еще и деревянные гвозди для модельной обуви. Только те никак не «самогарные».
— А другие сорта самогарных спичек есть? — спросил я, отдавая стюарду коробок.
— Нет, господин, только такие, — с готовностью ответил он. — Их на севере делают, в Гельдерне. На большой мануфактуре. Перед самой войной производство наладили. Состав головки держат в секрете. А древесина на них идет самая сорная — осина. Но удобно. И относительно недорого.
Угу… охотничьих спичек, значит, тут еще нет… Надо будет проработать вопрос.
— Что, и каминных спичек нет? Длинных таких.
— Нет, господин. Я не видел, — ответил стюард и предложил: — Хотите чаю?
— Не откажусь. Все какое-то отвлечение будет, а то старая рана ноет… — пожаловался я кокетливо. — Не уснуть мне уже сегодня. Проверено.
А сам не менее мучительно вспоминал химические отличия охотничьих спичек от обычных, что заставляет их и в воде гореть. Со шведами все ясно — они первыми заменили белый фосфор на красный — это мы еще в школе проходили, чем сделали спички безопасными от самовозгорания. Вспомнить бы еще, какая хрень туда входит кроме серы?
— Вы такой молодой, господин, а уже старые раны… — участливо произнес стюард, поставив небольшой посеребренный чайник на спиртовку. — Куда катится мир?
— Мир уже скатился в мировую войну, — ответил я. — Такая вот шизофрения разом у всех… Противоположные по смыслу слова «мир» и «война» соединили в единое целое…
Стакан в серебряном подстаканнике. Чай замечательно заварен. Стюард просто мастер. Впрочем, другого маркграф держать бы и не стал. Вкус и аромат напитка такой, какого в моем мире нет, наверное, уже нигде. Везде химия голимая.
И от ноющей лопатки горячее питье отвлекает, оттягивает…
— Будите моего денщика, стюард. Хватит ему дрыхнуть. Как приедем, пусть он ко мне начальника поезда вызовет. Состав в тупик отогнать надо. Часовых выставить. Остальных до подъема не будить. День будет длинный.
