В смотровые щели командирской башни видно, как над вагонами на разъезде стал лениво подниматься на месте взрывов желтый шимозный дым и робкие первые огоньки поползли лизать дерево обшивки вагонов, добавляя в дымы черного цвета.
Вахмистр открыл люки в полу и усердно крутил под потолком ручку принудительной вентиляции, второй рукой вытирая со лба обильный пот. Ну да, не одному мне страшно подыхать замурованным в этой железной коробке.
А тут, как на грех, и двигатель у нас заглох.
Инженер Болинтер, матерясь как сапожник, лихорадочно раскалял на паяльной лампе запасной затравочный шар. Я даже не стал его подгонять — и так видно, что человек сам торопится. Хоть и боится до расслабления сфинктера, но дело свое делает.
— Что это было? — спросил я вахмистра, когда «вата» в ушах стала несколько менее ватной.
— Шрапнелью на удар нас угостили, командир, — ответил он, не отрываясь от полезного занятия. — Где-то тут пушка у них заныкана была. Дюйма в три калибром…
Дышать стало полегче. Вахмистр обеспечил приток свежего воздуха.
Тут снова шандарахнуло по борту, и броневагон слегка завибрировал, гудя, как потревоженный колокол. Как же танкисты наши в Отечественную воевали? По тридцать отметин от противотанковых болванок из боя привозили? Железные люди.
По совету вахмистра я перестал путать наводчиков своими неуклюжими попытками целеуказания. Теперь за мной осталось только показать самую главную цель, а прицел и трубку канониры выставят самостоятельно — обучены тому. Нет, не смеются горцы надо мной, сами понимают: кто на кого учился, тот и… Мне славы не занимать. Сами в моем творении сидят, матерят его почем зря.
Под прикрытием нежданной дымовой завесы попробовали царцы обойти нас с флангов от берега. Взять в клещи. Но Болинтер все же сумел завести двигатель. И, выкатившись из ферм моста на берег, броневагон ударил по наступающей пехоте с обоих бортов всеми четырьмя пулеметами, заставив царцев залечь и отползти обратно к разъезду, под укрытия в виде простаивающих вагонов.
Вот тут-то нам и прилетело снова.
Пришлось срочно утягиваться обратно под фермы моста. По ним из пушки царцы не стреляли — берегли мост для себя.
Но другая проблема встала в полный рост. Боеприпасы кончаются. Бортовые крупнокалиберные гочкисы уже отдали остаток боекомплекта в носовую пулеметную башенку — гатлинг кормить. Он на велоприводе ел патроны очень даже активно. Даже специальные магазины повышенной емкости приходилось менять чаще обычного. Гочкисы же в отсутствие свободного обдува грелись, и спасала пока только ограниченная емкость кассет, дающая вынужденные перерывы в стрельбе.
Кто же мог ожидать такой интенсивности огня? Ни мы, ни тем более враги на такое и не рассчитывали. Вот они и валяются на насыпи да по высоким берегам Ныси. Около сотни тел. Да еще у разбитого паровоза не меньше пяти десятков мы наколотили. По золотым галунам погон видно не менее восьми павших смертью храбрых офицеров. А не фиг, махая сабелькой, в полный рост бегать в атаку на бронепоезд.
Эх, была бы дистанция боя побольше, пошире… Как раз у меня пушки длинные. А то есть такая теоретическая возможность, что если за потерями царцы не постоят, то сомнут они нас. Накоротке-то. Рывком. Шапками закидают. Их в том батальоне, который перевозил разбитый мною паровоз, никак не меньше тысячи штыков. Хвала ушедшим богам, что боезапас у них ограничен на перегоне. Стрелять по нам с некоторого времени стали совсем редко.
Семеро у меня в экипаже ранены выбитыми заклепками да окалиной металла, сорвавшейся с бронелиста внутри кубрика от попыток бронебойных ударов врагов. Да Болинтер, дятел штатский, уронил себе раскаленный шар на сапог от неожиданности. Что там творится со штурмовиками на платформе, даже не представляю — за башнями плохо видно. Как и корабли, БеПо больше рассчитаны на бортовой залп.
— Тавор, — позвал я денщика, который весь бой изображал из себя третий номер крупнокалиберного гочкиса.
— Командир?
— Пока затишье образовалось, забирай ходячих раненых и дуй через мост на наш берег. Организуй доставку нам патронов, вторым рейсом — снарядов. А то мы скоро пустыми останемся. И узнай точное время, когда минеры все закончат. Пусть закругляются. Моя бабушка говорила, что хорошенького — понемножку.
Перераспределили расчеты и выпустили раненых через задний люк, благо еще скальная поверхность берега под ногами, а не сам мост.
Тавор сползал между колесами к штурмовикам, посчитал их раненых и узнал, как там вообще у них дела. А дела хреновые. Кожухи обоих пулеметов «Гоч-Лозе» пробило шрапнелью. Ручной «Гочкиз» уцелел, отделался одним разбитым диском. Шестнадцать убитых. Остальные все ранены. В разной степени. От царапины до… страшно даже выговорить. Патронов мало. Гранаты еще есть — не расходовали.
Раненые ушли по крайним пешеходным дорожкам моста, укрываясь за толстыми брусьями ферм. Посередине моста ходить несподручно — между шпалами свободный полет до реки метров двадцать. Сплошного настила нет для облегчения конструкции.
Оставалось ждать, когда затишье окончится и царцам снова приспичит охреневать в атаке на пулеметы. Впрочем, я уже говорил, что мы вряд ли больше десяти процентов их на ноль помножили. За весь бой. И это при абсолютном нашем преимуществе в автоматическом оружии. Однако… Война совсем другая оказалась, чем та, к которой меня готовили в Российской армии.
Открыли все двери и люки, поскольку внутри бронекапсулы жара стояла несусветная — двигатель от нас только сеткой отделен. Пусть продует пока наш пепелац свежим речным ветерком…
На всякий пожарный оттянулись внутрь мостовой фермы вместе с платформой, на которую удалось собрать всех наших убитых горцев.
Жаль парней. На моей совести они — что стоило заранее озаботиться защитой от шрапнели? Сколотить примитивную крышу из досок над платформой хотя бы?
А кто не додумал?
Командир не додумал.
Конструктор не додумал.
Кобчик не додумал.
Плохо я провел свой первый бой. Плохо. А как-то все мнилось по-другому. Враг оказался и храбрей, и упорней. И что удивительно — людей совсем не жалеет. Но не дурак, далеко не дурак. Как только понял, что солдат кладет в атаках напрасно, — прекратил.
— Прикроете нас? — спросил заглянувший в люк лейтенант горных егерей. Фамилию не помню его. Вылетела из головы. Гуляли как-то раз вместе в ресторане и в «Круазанском приюте» перед налетом на контрразведку.
— Что задумали, лейтенант?
— Да вот хотим с ребятами, пока дым от фугасов не разошелся, пошарить по полевым сумкам царских офицеров, что на поле валяются. Вдруг что полезного из документов найдем? А может, и языка целого, разве что покоцанного, притащим.
Видя мою некоторую рассеянность, добавил:
— Дело для нас привычное, господин комиссар. Абы кого я не пошлю.
