Книга Неуязвимость. Отчего системы дают сбой и как с этим бороться, страница 50. Автор книги Крис Клирфилд, Андраш Тилчик

В конце 1846 года молодая женщина на позднем сроке беременности постучала в массивную дубовую дверь родильного отделения огромного Венского госпиталя ^{235}. К ней вышли две медсестры, взяли ее под руки и повели вверх по лестнице. Студент-медик, сидевший за маленьким столом на самом верху лестницы, направил ее в Первую акушерскую клинику, входившую в состав госпиталя.

Когда женщина поняла, что Первая клиника – это тот самый родильный дом, который был укомплектован в основном врачами, а не акушерками, ее охватил ужас. Она умоляла направить ее во Вторую клинику, где как раз работали акушерки и где их обучали. Она встала перед медиком на колени и сцепила в мольбе руки, но он не слушал ее. Правила есть правила. Пациенток направляли в одну из акушерских клиник в зависимости от дня недели. А в тот день рожениц отправляли в Первую клинику.

На следующий день женщина родила мальчика в маленькой палате в Первой клинике. Три дня спустя она умерла.

История этой женщины была типичной. Многие роженицы, направленные в Первую клинику Венского госпиталя, всеми силами старались избежать этого. И многие из тех, кто попадал в эту клинику, умирали через несколько дней после родов. Симптомы почти всегда были одинаковые: сильная лихорадка, озноб и ужасная боль внизу живота, которая иногда ненадолго проходила, но затем становилась невыносимой. Новорожденные тоже умирали. Причиной таких исходов была родильная горячка (послеродовой сепсис) – страшное в то время заболевание.

Незадолго до смерти упомянутой женщины в Первую клинику пришли священник и его помощник для того, чтобы совершить последние обряды. Когда они шли по коридору отделения, помощник священника звонил в небольшой колокольчик, чтобы обозначить присутствие священнослужителя. Этот звук был здесь очень привычен. Почти каждый день, а то и несколько раз в день священник появлялся здесь для того, чтобы поддержать умирающих.

Направляясь в комнату, в которой лежала умирающая женщина, они прошли мимо молодого врача с серо-голубыми глазами, широкими плечами и редеющими светлыми волосами. Это был Игнац Земмельвейс, двадцативосьмилетний доктор из Венгрии, окончивший медицинский университет и недавно назначенный ассистентом Первой клиники.

До Земмельвейса почти каждый день доносился звон колокольчика, но он не мог к этому привыкнуть. «Когда я слышал, как помощник священника торопится с колокольчиком мимо моего кабинета, мое сердце поражала печаль по еще одной жертве, которую забирала неведомая мне сила, – писал позже Земмельвейс. – Звук колокольчика служил для меня мучительным призывом к поискам неизвестной причины этих смертей» ^{236}.

В то время было неизвестно, что конкретно убивало этих женщин. Большинство современников Земмельвейса, включая его начальника, директора Первой клиники профессора Иоганна Клейна, считали, что послеродовая горячка является результатом некоей «нездоровой атмосферы» венского воздуха. Но Земмельвейс в это не верил. Посмотрите на диаграмму, сравнивающую исход родов в обеих клиниках.

Если только «нездоровый воздух» не распространялся по одной лишь Первой клинике, теория Клейна не могла объяснить, почему именно в этой части госпиталя у пациенток развивался послеродовой сепсис. Во Второй клинике в среднем за год умирало только 60 женщин, а в Первой клинике за этот же период – от 600 до 800 рожениц.

Это была поразительная разница, особенно если принять во внимание, что количество родов в обеих клиниках за год примерно одинаково, а условия – схожи. За исключением одного момента. Персонал Первой клиники в основном состоял из врачей и студентов-медиков, а Второй – из акушерок и их учениц.

К тому же родовая горячка не была широко распространена в городе за пределами Венского госпиталя. Во время родов на дому она отмечалась редко, причем ее возникновение не зависело от того, кто принимал роды – частный врач или акушерка. Даже женщины, рожавшие прямо на улице, заболевали послеродовой горячкой гораздо реже, чем те, которые рожали в Первой клинике. Оказалось, что родить ребенка прямо на дороге было безопаснее, чем в госпитале. Стало ясно, что в Первой клинике творилось что-то странное – и только в ней.

Отличие первого и второго родильных отделений состояло в том, что в первом у врачей женщины рожали, лежа на спине, а во втором, у акушерок, – лежа на боку. Чтобы проверить, имеет ли это какое-либо значение, Земмельвейс начал требовать, чтобы женщины принимали положение на боку во время родов. Но никакой разницы в статистике болезней это не принесло. Земмельвейс также внес изменение в назначение лекарств и улучшил вентиляцию помещений в Первой клинике. Но ничего не помогало.

Разочарованный отсутствием каких-либо положительных результатов, весной 1847 года Земмельвейс отправился в короткий отпуск в Венецию. Он надеялся, что красота города поможет ему немного расслабиться и прояснить мысли. Но по возвращении в клинику он получил сокрушительное известие. Умер один из самых уважаемых им коллег, патологоанатом Якоб Колетчка. Один из студентов, выполнявший вместе с ним анатомическое вскрытие, случайно проколол патологоанатому пинцетом палец. Спустя несколько дней врач тяжело заболел и умер.

Когда Земмельвейс ознакомился с результатами патологоанатомического исследования, он был потрясен. Болезнь, убившая врача, была поразительно похожа на ту, что Земмельвейс постоянно видел в Первой клинике.

Это был важнейший ключ к разгадке тайны. Земмельвейс заподозрил, что Колетчка умер от невидимых частиц – их мы называем сегодня бактериями, – которые попали в его организм через ранку на пальце. А если симптомы болезни Колетчки были схожи с симптомами послеродовой горячки, то рожениц в Первой клинике убивали те же невидимые частицы. В ходе этих размышлений Земмельвейса все сразу же вставало на свои места. Дело в том, что акушерки во Второй клинике никогда не делали патологоанатомических вскрытий. А вот врачи и студенты-медики из Первой часто приходили принимать роды прямо из морга. И они заражали рожавших женщин невидимой и смертельно опасной субстанцией.

Сегодня мы знаем, что послеродовой сепсис может вызываться разными бактериями, которые присутствуют в трупах независимо от причины смерти людей. Однако во времена Земмельвейса, когда до открытия бактерий еще должны были пройти десятилетия, казалось, что после посещения морга совершенно необязательно переодеваться или тщательно мыть руки. В лучшем случае доктора быстро споласкивали их водой. Когда врачи приходили в клинику из морга, от их рук несло, как говорил Земмельвейс, «трупным запахом» ^{237}.