– То есть четыре года назад? – старательно усмехнулась я. – И что, я в самом деле так похожа на девочку двенадцати-тринадцати лет?
– Но я потом видел ее снимки в газетах… – пробормотал явно растерянный Додонов.
– К сожалению, качество большинства этих снимков такое, что без подписи не разберешь, кто на них изображен! – зло бросила я.
– Не понимаю, отчего вы так рассердились? – смущенно спросил Додонов. – Я думал, вам будет приятно обнаружить такое сходство. Им можно гордиться!
– Вы так думаете? – Я не смогла удержать судорогу, прошедшую по моему лицу, не смогла сдержать истерические нотки в голосе: – Да мы бежали из Одессы именно потому, что во мне слишком часто находили это сходство и принимали меня за царскую родственницу! При большевиках это было особенно опасно!
Это было далеко от правды, но я совершенно не собиралась изливать ему душу, хотела только прекратить подобные разговоры раз и навсегда.
– Мы возненавидели Одессу за то, что мне там приходилось постоянно быть настороже. А никакого сходства между мной и Анастасией на самом-то деле, как мне кажется, вообще нет!
– Господи, мне и в голову не приходило, что вам так много пришлось испытать из-за этого! – пробормотал Додонов сконфуженно. – Простите меня. Наверное, вы правы. Дело в том, что юная Анастасия настолько очаровала меня, что я… Честно признаюсь, я влюбился в нее. И в вас вижу те же ангельские черты. Неужели вы не замечаете, что я люблю вас, Надежда Владимировна? Будьте моей женой!
Еще один, о Боже! Да неужели я обречена всю жизнь нести на себе проклятие этого сходства?!
Вдобавок – совершенно не к месту! – мне вдруг вспомнилось: «Madame Lulu, я вас люблю!» – и я, право, не знала, рыдать мне или хохотать.
– Андроник Агафонович, – пробормотала я, с трудом сдерживая истерические нотки, которые готовы были прорваться в моем голосе, – я вам очень признательна. Ваши чувства чрезвычайно лестны для меня… особенно слова про мои ангельские черты, такие же, как у Анастасии! Вы опять намекаете на мое сходство с ней! А что произойдет, если спустя несколько лет вы поймете, что это сходство выдумано вами, и обнаружите, что ваша супруга больше не напоминает великую княжну Анастасию?! Что тогда будет с вашей женой? Какая участь ждет ее? Вы покинете ее или ей придется гримироваться, чтобы поддерживать ваше заблуждение?
– Вы меня неправильно поняли, – пробормотал Додонов, виновато глядя на меня, и мне стало немного жаль его.
– Простите, если я была с вами резка. Но лучше не искать в своей будущей жене сходства с кем бы то ни было! Это госпожа Кравчинская может подражать Изе Кремер, когда ненадолго заменяет ее на сцене или… или перед вашими гостями, я не смогу на всю жизнь заменить вам великую княжну! И вообще – быть чьим-то двойником для некоторых женщин не честь, а унижение!
Додонов побагровел. Напоминание о Кравчинской показалось ему унизительным, а разве меня не унижало постоянное напоминание об Анастасии, о том, что я всего лишь чья-то копия?! И разве меня не унижали воспоминания о том, как Тобольский называл меня Анастасией, когда насиловал меня?!
Я повернулась и пошла к сторожке.
Додонов догнал, пошел рядом, пытаясь поймать мою руку и бормоча:
– Простите, простите, Надежда Владимировна… Я глупец, я… Я все испортил!
Это было правдой. Кто знает, как сложились бы наши отношения, если бы признание Додонова было адресовано только мне, а не нам двоим с великой княжной! Конечно, я не бросилась бы в его объятия, но наша дружба продолжалась бы. Сейчас же я понимала одно: видеть его больше не желаю! Разрыв, признаться, меня не слишком огорчал. Когда я расскажу о случившемся родителям, они перестанут толкать меня в объятия Додонова.
– Прошу вас, расскажите еще что-нибудь о Ливадии, – попросила я, чтобы хоть немного смягчить ситуацию.
Додонов несколько оживился и начал не без неловкости:
– Государь очень любил наш город. Именно в Ялту он мечтал перенести столицу из Петербурга. Его величество не скрывал, что хотел бы никогда не выезжать отсюда, но, конечно, понимал, что это невозможно. И когда кто-то из придворных спросил его, где же тут может расположиться Дума, он невесело пошутил: «На Ай-Петри». И добавил: «Но это мечты. Будь здесь столица, я, вероятно, вскоре разлюбил бы это место. Одни мечты…»
– Государь был мудр, – сказала я. – С мечтами надо уметь расставаться, ибо они рассыпаются в пыль при столкновении с жизнью. Мне жаль, что нет никого, кто видел бы Анастасию воочию не так давно, как видели вы, и мог бы подтвердить, что на самом деле сходства между нами нет! Тогда бы вы, наверное, перестали смотреть на меня как на вечную дублершу. Хорошо бы набраться храбрости и пробраться в Дюльбер – вы говорили, там живут члены императорской фамилии, – и мелькнуть перед ними как бы невзначай. Думаю, они на меня не обратят никакого внимания.
– В Дюльбер не пробраться, – покачал головой Додонов. – Его строго охраняют, а те, кто в нем живет, не выходят в город. Кстати, вы слышали, что неделю назад группой бывших офицеров была предпринята попытка вывезти членов императорской семьи из Дюльбера?
– Впервые слышу! – искренне удивилась я.
– Да, об этом знают во всей Ялте только несколько человек, поэтому прошу никому не рассказывать, это слишком опасные разговоры и секретные сведения, – кивнул Додонов. – Суть вот в чем. Германское командование, видимо, понимает, что подписи большевистского правительства на Брест-Литовском договоре могут быть однажды смыты водами времени, как обычная вода смывает грязь. Пусть на данный момент большевики управляют частью России, но ведь только частью! Вдобавок их власть ненадежна. И немцы хотели бы заручиться подписью если не самого императора, который, кстати, уже отказал ее поставить, даже если бы залогом послужило его и его семьи освобождение, так хотя бы кого-нибудь из Романовых. Еще в мае здесь побывал адъютант императора Вильгельма. Он привез от кайзера предложение: русский престол любому Романову в обмен на подпись его на Брест-Литовском договоре. Вся императорская семья отвергла сделку с негодованием. Кайзеров посланник просил у великого князя Александра Михайловича разрешения поговорить с князем Юсуповым, но оба отказались от этого, сказав, что в семье Романовых не было, нет и не будет предателей, тем паче что император жив и делить его трон просто подло.
– Князь Юсупов – это убийца Распутина? – с уважением спросила я. – Мой отец считает его великим человеком! Как бы я хотела пожать ему руку! Вот уж кто не нашел бы во мне никакого сходства с великой княжной.
Додонов смущенно сморщился, и я быстро сменила тему:
– Однако чего же тогда хотели те офицеры, которые собирались увезти Романовых? Ведь те отказались подписать Брест-Литовский договор.
– Во-первых, офицеры опасались, что немцы будут им за то мстить, – объяснил Додонов. – А во-вторых, вы, наверное, знаете, что сейчас все Романовы находятся в заключении? Кто в Петрограде в крепостях, кто в Екатеринбурге, кто в Алапаевске, кто здесь, в Дюльбере. И они постоянно находятся под угрозой расправы. Когда здесь были большевики, истинное чудо спасло заключенных Дюльбера! Начальником их стражи оказался очень порядочный человек, который не допустил расправы над узниками. Потом Романовы отплатили ему добром, заступившись за него перед оккупационными властями. Ну так вот. Все Романовы находятся в заключении, но вы можете представить, какое воодушевление охватило бы Добровольческую армии и вообще всех белых воинов, если бы они узнали, что кто-то из царской семьи на свободе? Великий князь Александр Михайлович своим именем и авторитетом вдохновил бы на подвиги очень многих и был бы действительно полезен командующим нашими армиями. А если бы на свободе оказалась вдовствующая императрица, мать государя? Это было бы живое знамя! – Он вздохнул, и глаза его погасли. – Да, замысел был прекрасен, однако он провалился. Все офицеры арестованы и находятся под стражей. Над ними будет назначен военно-полевой суд. Боюсь, их ждет расстрел.
