Одно было совершенно, непререкаемо ясно правительству: любая Анастасия, которая заведет рассказы о своем чудесном спасении из ипатьевского подвала после расстрела царской семьи, априори самозванка, потому что ее в том подвале просто-напросто не было!
В 1920 году начались разговоры еще о какой-то Анастасии, жившей в Симферополе, но потом исчезнувшей оттуда, предположительно перебравшейся в Ялту.
Правительство забеспокоилось. Что, если это та самая, подлинная Анастасия, которая сбежала из Перми, потом появлялась в Петрограде и в Москве и исчезла вновь?
Немедленно была отправлена телеграмма из СНК в Крымскую областную Чрезвычайную комиссию, которая осуществляла контроль над всем полуостровом, с приказом разыскать женщину, выдающую себя за великую княжну Анастасию Романову, задержать ее и доставить в Москву. Вскоре пришла депеша о том, что товарищ Папанин И. Д., комендант Крымской ЧК, оказавшийся в Ялте в служебной командировке, обнаружил и задержал некую особу, которая во всеуслышание называла себя Анастасией Романовой. Начальник Ялтинского отделения ЧК Васильев по неизвестным причинам попытался помешать задержанию вышеназванной гражданки и даже напал на товарища Папанина. Тот был вынужден застрелить Васильева. Папанин доложил также, что Васильев называл эту женщину Надей Ивановой и своей женой, однако уточнить эти сведения возможности не имеется.
Поскольку задержанная впала в бессознательное состояние, ее пришлось перед транспортировкой в Москву поместить в Симферопольскую городскую больницу и оставить под усиленной охраной. Однако бывший санитар этой больницы Виктор Валерьянович Павлов, оказывавший неизменную помощь красным чекистам и изобличивший немало тайных врагов революции, признал в задержанной бывшую пациентку психиатрического отделения этой же больницы Надежду Иванову, которую впоследствии пользовал на дому доктор этого отделения Лаврентьев, очевидно, поддерживавший ее опасные мистификации.
Лаврентьев к этому времени уже был арестован – по доносу того же Павлова – и расстрелян за участие в контрреволюционном заговоре.
Иванова препровождена в Москву под конвоем.
С большей или меньшей степенью достоверности можно сказать, что она каким-то образом сбежала во время транспортировки в Москву и отправилась странствовать по России, называя себя Анастасией Романовой. Кто-то поддерживал ее, кто-то выдавал властям. Она то находилась в заключении, то обретала свободу. Иногда рассудок отчасти возвращался к ней, и она могла наслаждаться добротой тех, под чьим присмотром или покровительством в данный момент находилась, или быть оскорбленной их отношением к себе.
Иногда следователи и врачи показывали ей письма, которые она писала самым разным людям, однако она могла бы поклясться, что ничего не писала и вообще не имеет об этом представления. Иногда ее спрашивали, по каким причинам она совершила тот или иной поступок, но она могла бы поклясться, что не совершала его, что не бывала в тех местах, где ее видели. Дело в том, что, как уже было сказано, в то время по России бродило множество самозванок, называвших себя Анастасией Романовой. Очень часто одну принимали за другую. Поэтому каждый известный факт биографии этой женщины мог быть оспорен, но она не давала себя труда делать это. И если она иногда называла себя не Анастасией, а Надеждой, не Романовой, а Ивановой-Васильевой, то случалось это в тех редких случаях, когда память юности возвращалась к ней. Для нее все кануло в те глубины беспамятства, в которых она уже побывала однажды. Но больше не было рядом никого, кто спас бы ее оттуда. А может быть, она просто не хотела подниматься de profundis
[66]. Обрывки воспоминаний сами собой иногда всплывали на поверхность сознания, но она не могла бы сказать, какое из этих воспоминаний истинно, какое ложно.
В конце концов она оказалась в Казанской специальной психиатрической больнице. Сначала она, правда, называлась окружной больницей во имя Божьей Матери Всех Скорбящих. Сюда еще с 1881 года департамент полиции направлял людей, осуждаемых по политическим статьям: членов революционных и народнических организаций, проходивших по судебным процессам («процесс ста девяноста трех», «процесс двадцати» и т.д.), но невменяемых, а потому неподсудных по психическому здоровью. Некоторых отправляли в Казань, чтобы разобраться, в самом ли деле осужденный недееспособен или просто искусно притворяется. Однако начиная с 1934 года, то есть как раз в то время, когда там оказалась Надежда Иванова, сюда попадали люди только с политическими статьями. Впрочем, власти тогда особо не стеснялись и СПБ называли ТПБ – Тюремно-психологической больницей. Такая же была и в Ленинграде. Все заключенные в Казанскую ТПБ имели в деле 58-ю статью УК РСФСР: антисоветская, контрреволюционная деятельность, но основания для такой статьи имели лишь немногие. Среди них была и Надежда Иванова-Васильева.
Заключенные политлагерей говорили о ТПБ, что Казанской, что Ленинградской, как об оазисах гуманизма. Попасть в спецпсихушку было недосягаемой мечтой, а то, что срок излечения не обозначался и мог стать пожизненным, так ведь и в лагере «кум»
[67] мог объявить новый срок даже в день освобождения.
В ТПБ заключенные имели возможность без ограничений получать посылки и письма, дважды в месяц можно было послать открытку родным. Родных у Надежды Ивановой-Васильевой не было, и она выбирала адресатов или по газетам, которые больным разрешалось читать, или по рассказам других зэков, или просто выдумывала их имена.
Впрочем, она считалась довольно безобидной пациенткой, хотя иногда на нее все же находила страсть к сопротивлению, и она начинала провоцировать санитаров на самые что ни на есть жестокие меры по отношению к себе. Тогда о ней говорили, что это классово чуждая кровь бушует: все-таки какая-никакая, а царевна!
Между прочим, многие заключенные в ТПС верили ей.
Верила ли она себе? Кто знает…
В чем опасность безумия? Принято считать, что охваченный им человек теряет контроль над собой и позволяет тайным силам своего подсознания вырваться на волю, овладеть его существом и заставить его творить нечто бесконтрольное, порою ужасное, порою постыдное и позорное.
В чем счастье безумия? В том, что охваченный им человек радостно перестает контролировать себя и позволяет тайным силам своего подсознания вырваться на волю, овладеть его существом и заставить его творить то, что ему хочется, и ему совершенно безразлично, как посмотрят на это так называемые нормальные люди.
В чем сила безумия? В том, что охваченный им человек не властен над своей памятью, не может составить связной картины своих воспоминаний и живет одним днем: или вчерашним, или сегодняшним, или завтрашним, без всякой логической связи их с его прошлым, настоящим или будущим. Только безумный вполне следует словам Христа, запечатленным в Евангелии от Матфея: «Довлеет дневи злоба его!», а значит, только он живет по Божьим заветам. Если же его начнут упрекать, что он не приносит пользу обществу, он может привести слова из Священного Писания: «Не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего… наипаче ищите Царствия Божьего, и все это приложится вам!» На острове Свияжск Надежда Иванова-Васильева, называвшая себя Анастасией Романовой, перестала искать, что есть и что пить. Проще сказать, она сознательно уморила себя голодом и после смерти, хочется верить, встретилась на небесах с теми, кого любила и кто любил ее, кто ждал ее так долго и так терпеливо и для кого не имело никакого значения, подлинная она царевна Анастасия Романова или просто несчастная безумная.
