– Да какой, к черту, барон! – разозлился Стрижак на Артемову неосведомленность. – «Баро» по-цыгански означает «большой», «старший», и ничего больше. А вот замок, думаю, у него и впрямь имеется не хуже королевского.
– Как так? – удивился Артем.
– А вот так, – ухмыльнулся Стрижак. – Думаешь, как баронами становятся? Выпихиваются мамкой на кружевные пеленочки с вензелем? Ни фига подобного! Поселился где-нибудь табор, приезжает туда в первый раз милиция. Все попрятались, понятно. А один кто-нибудь не боится, выходит говорить с ментами. Знакомится. Денег дает. И все – после этого он барон. Потому что люди же видят: все боятся, а этот выходит и разруливает.
– И чего, цыгане ему налоги платят, как мы с тобой – советской власти? – хмыкнул Казарин.
– Ну вот смотри. Я – простой цыган, у меня нет связей ни в райсовете, ни в милиции, – продолжал разглагольствовать Стрижак.
Артем не сдержался – хихикнул: уж очень вид лопоухого майора в форменном картузе с кокардой не вязался с образом «простого цыгана».
– Чего ты ржешь? – удивился Стрижак. – Я ж серьезно. К кому я там пойду, чуть чего? А барон идет к начальству, договаривается, чтобы свет провели, чтоб не прогоняли. Если мы, менты, закрыли кого-то из табора – опять же, кто идет в милицию? Барон! Его там знают, он там всех с руки кормит. Надо выкупить своего у ментов или взятку дать в райсовете – идет по табору. У кого червонец возьмет, у кого пять рублей, у кого – рупь. Ну и себя не забывает, понятное дело.
– Может, тогда местного участкового надо было прихватить? – засомневался Казарин. – Он-то точно всех тут знает.
– Как бы не так! – ухмыльнулся Стрижак. – Попробуй только местным ментам заикнуться, кого мы ищем, – и ты этого своего Жана до пенсии разыскивать будешь! Потому что местным от цыганья и бабки, и инфа оперативная капает. Так что мигом сольют твою ориентировочку кому надо, и тю-тю твой подозреваемый! Я тебе сейчас одну штуку покажу – учись, как работать надо. Операция пройдет как по маслу!
– Операция «Ы»… – скептически хмыкнул Казарин.
Но операция прошла «ы» гладко, «ы» быстро.
Стрижак не ошибся – в конце невзрачной улочки, состоявшей из обшарпанных бараков, высился замок не замок, дворец не дворец, а узорчатое чудо, похожее на свадебный торт в розочках и виньетках. Вершину «торта» украшала фаллического вида башенка с круглой красной крышей. «Опять всякая хрень лезет в башку», – мрачно констатировал Артем. В окошке хренообразной башенки горел свет.
Из-за внушительного забора особняка раздался хриплый басовитый лай, но Стрижак и ухом не повел. Он, кряхтя, подтянулся на заборе на руках и рванул низко висевший провод, протянутый к «замку» – его обитатели явно были подключены к электросети несанкционированно и пользовались «лампочками Ильича» на дармовщинку. Как, впрочем, и всеми другими дарами советской власти, подумалось Казарину. Свет в окошке фаллической башенки погас, будто кто-то задул игрушечный фонарик.
– Пошли! – скомандовал Стрижак, отдуваясь.
На настойчивый стук майора дверца в крепких воротах приоткрылась. Стрижак тут же засунул в нее ногу и поднажал. Через мгновение он и Артем оказались в чистом, ухоженном дворике. Пышнотелая цыганская матрона удерживала за ошейник кавказскую овчарку невероятных размеров и лохматости. Нос и морда псины собрались в складки, обнажив клыки длиной и толщиной с палец взрослого человека.
Толстуха оглядела форму Стрижака внимательными глазами-черносливами, лишь слегка мазнула взглядом по скромному пиджачку Казарина. И, видимо, решив, что спорить бесполезно, махнула свободной рукой: мол, проходите, раз приперлись, чего уж там.
Незваные гости прошли через темную переднюю и оказались в роскошном зале. Все здесь было по-цыгански ярко, сусально и аляповато. Одутловатые, будто опухшие от пьянства амурчики на потолке, казалось, не в силах больше удерживать свои целлюлитные тела на высоте и вот-вот рухнут на вошедших. Гардины прогибались под весом тяжелых бархатных занавесей с громадными позолоченными кистями. Бледные цветные пятна от витражей ползали по тучному, упакованному в шелковый халат телу, расплывшемуся по дивану. Перед толстомясым смуглым мужиком красовались чудеса импортной техники – телевизор новейшей модификации с громадным экраном и видеомагнитофон с гордой надписью «Panasonic». Видак Артем, признаться, лицезрел так близко впервые в жизни – до этого он любовался на чудо японской техники только издали, на нелегальных просмотрах полузапрещенных западных боевиков дома у друзей, куда набивалась куча народу, или в городском клубе ДОСААФ. Разглядывая японскую чудо-технику, Казарин не сразу заметил, что толстяк в комнате не один – в его ногах примостилось на подушках еще несколько цыган. Но все они совершенно терялись на фоне монументальной туши барона. Бесформенную голову толстяка, несмотря на его домашний наряд, украшала фетровая шляпа с полями невероятных размеров.
– Ну что, начальник, заходи, раз пришел, – пробуркотала туша с легким акцентом и почесала наливную сиську, которую украшали надпись «Puma» и изображение дикой кошки в броске. Артема туша, похоже, не воспринимала как объект, достойный внимания. Ну и ладно.
– Прости, уважаемый, свет отключили, сволочи. За что честные совейские граждане лавэ башляют? Так обидно, будто сам башляю, ты не поверишь, – осклабилась туша.
Свита у ног барона угодливо захихикала.
Стрижак и Артем примостились на принесенных специально для них молчаливой толстухой скрипучих венских стульях.
– Рассказывай, зачем пришел, – вновь заговорила туша уже с ноткой нетерпения и еще раз почесала фирменный сисяк.
Стрижак коротко изложил суть дела, утаив, однако, что человек с экзотическим французским именем нужен ему отнюдь не для того, чтобы взять у него автограф и сфотографироваться вместе на волшебный аппарат «Поляроид», который лежал на диване возле барона, рискуя быть раздавленным его монументальной задницей.
– Ну ты даешь, начальник! – издевательски захохотала, заулюлюкала туша, сотрясаясь всеми многочисленными складками. – Чтоб я тебе нашего человека вот так, за здорово живешь, взял и выдал? А мне потом куда? На вокзал анашой торговать?
Свита у ног огуречного барона угрожающе загудела.
Стрижак пригладил уши и вдруг цепко ухватился за видик, дремавший без электропитания на тумбочке перед бароном. Огуречный аристократ сделал движение рукой с грязноватыми пальцами, унизанными громадными перстнями, порываясь выхватить у мента роскошную технику. Но вовремя одумался. Да Стрижак и сам уже поставил видик на место.
– А что это вы тут смотрели, огурчики вы мои малосольные, на этом чудесном аппарате, который стоит три моих годовых зарплаты? – вкрадчиво проговорил мент. – Не иначе, как фильм «Ленин в Октябре» или запись речи Леонида Ильича Брежнева на двадцать шестом съезде КПСС?.. Не может быть! – Стрижак состроил огорченную мину, привскочил со стула и ловко выудил из-под задницы барона яркую картонную коробочку, с которой улыбалась лядащая голая девка, явно вырезанная из какого-то заграничного журнальчика и кое-как наклеенная на картон. – Что я вижу! «Грее-чес-ка-я смо-ков-ни-ца»! – прочитал Стрижак по слогам фломастерные каракули. – Статья двести двадцать восьмая УК РСФСР! Распространение порнографии карается лишением свободы на срок до трех лет. А оно, безусловно, имело место – ты ж тут не один теребонькал, а в теплой огурцовой компании. Стало быть, распространение, как говорится, налицо. Попался, порнушник поганый!
