– Простите, не заметил вас, Цезарь Маркович.
– К чему я это говорю? А вот к чему я это говорю. – Цезарь Маркович Лунц назидательно поднял худой узловатый палец и погрозил им кому-то невидимому. – Не могу утверждать с абсолютной уверенностью, но при поверхностном осмотре тела создается впечатление, будто часть внутренних органов извлечена из него через влагалище. Более определенно скажет патологоанатом.
– А при чем здесь белье? – Артема замутило.
– А при том здесь белье, что порой роль подобного «трофея» могут играть части тел жертвы, а иногда – и внутренние органы, – вновь погрозил невидимке костлявым пальцем Лунц. – Маньяк может использовать их в своих сексуальных играх, обматываться ими или даже поедать… Кстати, на одежде девочки обнаружены клочья шерсти. Какому животному она принадлежит – покажет экспертиза.
«Стояли звери около двери…» – почему-то невпопад вспомнилось Артему. Вот же привязалась идиотская считалка! Ее что, зверь убил? Чушь какая-то.
На своем веку следователь Казарин повидал немало, а еще больше – старший лейтенант 186-го мотострелкового полка Казарин. Видел он, к примеру, отрезанные уши. Причем не все из них были отчекрыжены «духами». Хотя первыми резать «ухи» начали все-таки они. Ведь, согласно их поверью, Аллах вытягивает правоверных в Джаннат – рай с гуриями – именно за уши. Так что комвзвода Казарин видел эти трофеи – хоть и издалека, но у своих. Похоже на сушеные грибы, нанизанные на бечевку. Чуть больше 5-копеечной монеты в диаметре. Ребята их даже как-то коптили, чтобы уши «духов» не гнили и сохраняли, так сказать, товарный вид. Были парни, которые коллекционировали подобные трофеи. Но почему-то такие в Афгане долго не жили. Может, именно гонка за отрезанными ушами подводила их под шальную пулю – хрен его разберет.
Артему вспомнился один случай, произошедший уже на гражданке. Сидел он как-то с боевыми товарищами, смотрел телик. И вдруг один из парней ни с того ни с сего говорит: «Цивилизация – это когда тебя убивают, но не отрезают ушей!» Все переглянулись и хором ответили: «Советская армия – не цивилизованная!» А что такого? – подумал тогда Артем. В детстве же все читали книжки про индейцев, как они снимают скальпы с убитых врагов. А ведь уши – то же самое! Законный трофей победителя…
В общем, немало повидал на этой войне комвзвода Казарин. Поймал однажды соседний взвод снайпершу. Наемница – то ли пакистанка, то ли откуда-то из Саудовской Аравии, было не разобрать. Вытряхнули из нее доллары и местные афгани, отпечатанные, кстати, в СССР. Ну, понятное дело, позабавились маленько – если можно так назвать действия, производимые двумя десятками озверевших мужиков, давно не видевших баб, в отношении женщины, пусть черной и чумазой, как чугунок из деревенской печки где-то далеко в России. А потом замполит приказал: «Принести саперную лопатку!» Хороший был мужик замполит. Валентин Федорович. Контузило его потом от близкого взрыва гранаты. Но он наотрез отказался от эвакуации, остался в строю и даже приобрел сверхспособность – пускать сигаретный дым через то ухо, в котором лопнула барабанная перепонка… В итоге отрубили суке-снайперше обе руки, забинтовали и отпустили. Хотя отдельные горячие головы и предлагали взять у медиков напрокат бормашину для особо утонченных экзекуций.
Война – это война. То, что в мирной жизни считается чудовищным, на «передке» – естественный ход событий. Позже все самые жестокие преступники казались следователю Казарину просто гопниками из подворотни по сравнению с профессионалами – психами, которые «обрабатывали» пленных. Но ребят этому жизнь научила. Возьмешь, скажем, в плен араба, сдашь в разведку. Потом спрашиваешь: ну, чё? Молчит, говорят, сволочь. Пришлось «обрабатывать». Так только начали его легонько метелить – он орет, он тащится: за веру же пострадал! Пришлось придумывать. Полет фантазии… Правда, тех, кто занимался пытками, даже свои за людей не считали. Но все же «духи» сами виноваты. Они с советскими бойцами-«шурави» еще и не такое вытворяли…
Все самые жестокие преступники казались следователю Казарину просто гопниками из подворотни… Все. Но не этот.
Он снял трубку радиотелефона «Алтай», установленного в машине, мельком заметив, что рука его чуть подрагивает. Про «Алтай» ходили разные байки, в том числе – что сверхсовременная техника вызывает у мужчин половое бессилие. Но рука дрожала не поэтому.
«Нервы стали ни к черту! – подумал Артем. – Раньше такая ерунда, как трахнутая и убитая девчонка, вряд ли могла довести тебя до тремора в конечностях, Казарин!»
Он потыкал кнопки на панели чудо-агрегата и, борясь с некстати подступившей тошнотой, проговорил в ребристую мембрану:
– Крокус-три-двенадцать. Барышня, будьте ласка: Занюхин Петр, предположительно от тридцати до сорока лет. Спасибо, жду.
По «волшебному» номеру, который только что набрал старший следователь прокуратуры по особо важным делам Артем Казарин, можно было в течение пары минут узнать всё о судимостях любого гражданина страны Советов. Если этот гражданин не сотрудник «ящика» или засекреченный по самые помидоры агент КГБ, конечно. А так, достаточно только назвать пароль – и на тебе, вся подноготная как на тарелочке.
– Премного благодарен, милочка, – проговорил он в трубку после непродолжительного ожидания и задумчиво опустил ее в соответствующее гнездо на модерновой панели «Алтая».
– Что, не выходит у Данилы каменный цветок? – ехидно поинтересовался Стрижак, взмахнув ушами.
– Первый срок – по хулиганке, второй – за мелкую кражонку, – вздохнул Артем. – Пока мимо.
– А кто таков, чем знаменит? – полюбопытствовал с заднего сиденья помалкивавший Лунц.
– Большой друг детворы. Великий фокусник, превращающий пятаки в рубли, – криво усмехнулся Казарин. – По словам пацанов, часто отирается в парке.
– А ты что, ждал, что у него дюжина судимостей за изнасилования и убийства малолетних? – буркнул Стрижак. – Плюнь, разотри и забудь – так просто наши задачки не решаются!
– Ладно, успеем еще пощупать за вымечко этого клиента, если что, – ответил Артем и подумал: «Или не успеем, черт с ним совсем, прав майор, мало ли кто по парку шляется». – А сперва лучше нанесем светский визит благородной даме Вальке фон Кот.
Глава 3
Тяжелые волны
Размышления о семейной педагогике, о том, с кем Ленин сожительствовал в шалаше, и о жутком подводном чуде-юде прерываются самым неожиданным образом.
– Сотона толстомяса, оловянна рожа! Так бы и харкнул в зенки бесстыжи! Она, она Ленку сгубила! Натурально, она. Бывалоча, слова доброго девке не скажет: всё – ором, всё – ебуками!
От избытка чувств Фрол Кузьмич высморкался в огромный, как парус, застиранный плат со звуком, напоминавшим одновременно гудок светлопутинской лакокрасочной фабрики «Красная лазурь» и рев африканского слона в брачный период. На лацкане его серенького пиджачка гневно качнулась «Гертруда»
[3] на муаровой ленточке, засаленной настолько, словно обычно он сморкался не в платок, а в нее.
