– Обождет твой Петрович, – невозмутимо прохрюкал в ответ динамик. – Чай, второй раз не помрет!
Сливоносый захохотал, будто услышал веселую шутку. В двери лифта начали колотить снаружи:
– Открывай, сука, у меня ласты не казенные по лестницам шлындрать!
– Да пошел ты на хрен босиком! – немедленно отозвался сливоносый, и все надолго замолчали, включая покойника.
Свет моргнул, потом снова погас и, наконец, зажегся окончательно. Сливоносый стоял в углу и мочился на стенку кабины.
– Извиняйте, барышня, – заржал он, подтягивая штаны. – Держать в себе вредно.
Двери открылись, и неприкаянного Петровича подхватили у Артема двое ожидавших внизу мужиков. Сливоносый и его молчаливый напарник пристроились в головах гроба, но не удержали изголовье. Покойник выскользнул из домовины и ударился затылком о заплеванный кафель подъезда. И тут же из его носа и ушей хлынули полчища мух! Настя пронзительно завизжала. Дюжина мерзких созданий облепила ее лицо. Артем поскорее вдавил оплавленную кнопку родного этажа. У него не было никакого желания досматривать эпопею с покойником до конца. Он чувствовал, что ничего хорошего не увидит.
Ему почему-то вспомнилась ходившая среди следователей байка о том, как работает «Штази» – восточногерманское КГБ. Говорят, немецкие товарищи изобрели свой оригинальный способ борьбы с диссидентами. Они нарочно подстраивают в жизни подопытного ряд необъяснимых происшествий, странных и страшных случайностей, пока тот просто-напросто не сходит с ума. Тогда диссидента на вполне законных основаниях окунают в психушку, и на его правозащитной деятельности, разумеется, ставится жирный крест. Конечно, Казарин уже не раз задумывался: зачем ему показывают все те непонятные и жуткие вещи, которые начали происходить с ним со дня убийства девочки? Может, кто-то хочет, чтобы Артем отказался от расследования, оформив очередной «висяк»? Но кто?
В лифте гнусно воняло мочой и перегаром. В коридоре оказалось не лучше. Разило какой-то тухлятиной. И повсюду – повсюду! – кружились жирные мухи. Похоже, у соседей что-то испортилось, решил Артем. Он поскорей нашарил ключи под ковриком, расстеленным перед дверью, и отомкнул немудрящий замок, который мог бы открыть даже младенец собственной пипиркой. Никаких ценностей, кроме допотопного телевизора КВН с тусклой, заполненной водой линзой, в Казаринской однушке отродясь не водилось, и на мало-мальски приличный запорный механизм тратиться не имело смысла.
Из отворенной квартиры пахнуло непереносимым смрадом. В прихожей прямо возле порога лежала отрезанная собачья голова, вокруг которой жужжали ленивые, полудохлые осенние навозницы. Между ушами была прилеплена окровавленная бумажка в клеточку с крупной надписью химическим карандашом: «АРТЕМ».
Глава 18
Академик Капица и оборотни
Главный герой познаёт радости домашнего уюта, получает научное обоснование метаморфозы человека в зверя и спешит поскорее раскрыть преступление века.
Влажный блеск наших глаз…
Все соседи просто ненавидят нас.
А нам на них наплевать.
У тебя есть я, а у меня – диван-кровать.
Платина платья, штанов свинец,
Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко. Мы наконец
Сбросили все то, что нам могло мешать.
Остаемся одни.
Поспешно гасим огни
И никогда не скучаем.
И пусть сосед извинит
За то, что всю ночь звенит
Ложечка в чашке чая
[63].
Их жизнь отныне напоминала песенку, которую пел парень со смешным деревенским выговором в магнитофоне Насти – единственном ее достоянии. Она оказалась на редкость хорошей хозяйкой. Холостяцкая берлога Артема, где из мебели были лишь… нет, не диван-кровать, откуда такая роскошь! Скрипучая койка с панцирной сеткой и старая прожженная тумбочка. А из яств – килька в томате на дверце ржавого трясучего холодильника «Смоленск». С появлением девушки эта нора закоренелого холостяка не то чтобы преобразилась, а просто превратилась из временного пристанища в нормальное жилье.
За окном – снег и тишь.
Мы можем заняться любовью
На одной из белых крыш.
А если встать в полный рост,
То можно это сделать на одной из звезд.
Наверное, зря мы забываем вкус слез.
Но небо пахнет запахом твоих волос…
Придя в родную общагу, в которую пристроил ее Козлюк, Настя обнаружила, что все ее немногочисленные пожитки, включая магнитофон, выброшены в коридор. Козлюк и здесь постарался. То, что не сперли «маг», было просто чудом. Идти девушке было некуда. Так Настя и оказалась у Артема – единственного близкого для нее теперь человека. Ставшего близким за сутки с небольшим блужданий в катакомбах города.
На кухне уютно позвякивала посуда, и оттуда доносился такой одурительный запах борща, что у Казарина началось активное слюноотделение, как у собаки Павлова. И это в доме, где самым сложносочиненным блюдом всегда считались макароны по-флотски! Правда, для создания кулинарного шедевра Казарину пришлось побороть свою лень и съездить на рынок за продуктами, отвалив барыгам немалую часть скромной зарплаты за дефицитное в СССР мясо.
Артем щелкнул клавишей «мага» и воткнул в розетку вилку от телика, который казался рядом с ультрасовременным японским кассетником чуть ли не ровесником динозавров – он не любил музыку. В «ящике» показывали последние известия.
– Канифоль производства дважды краснознаменной лесопилки номер пять удостоена медали «Трудовые успехи» за повышенную чистоту и прозрачность! – со слезой радости в голосе провозгласил благообразный диктор Кириллов.
– А рядом с дважды краснознаменной лесопилкой, в коровнике номер десять, производится навоз высшего сорта, награжденный орденом Трудового Красного Знамени за повышенную густоту и вонючесть, – сказал Артем вошедшей Насте. – Навоз-лауреат, навоз-кавалер!
– Опять ты за свое, Казарин, – по-свойски отмахнулась от него девушка, ставя перед ним на хлипкий табурет тарелку наваристого, вкусного даже на вид борща и корзиночку с хлебом.
– Нет, мне обидно за трудягу-навоз! – не унимался Артем, набивая рот царским яством. – Он что, меньше заслужил такой чести? Между прочим, в народном хозяйстве он играет куда более видную роль, чем какая-то классово чуждая нам канифоль, которая только и годится, чтобы разные там безродные космополиты, страшно далекие от народа, на скрыпках пфыцкали всякий сумбур вместо музыки! В общем, ответственные товаристчи с лесопилки явно проявили политическую близорукость, граничащую с форменным вредительством в особо циничной форме, выраженную в издевательском отношении к заслугам потомственного труженика товарища Навоза. Расстрел строгого режима! Где там мой именной «маузер»? Ты уже смазала его кровушкой врагов народа, чтобы не ржавел?
Настя лишь отмахивалась – она, похоже, вообще слабо понимала ехидные антисоветские каламбуры Казарина.
