– Здорово, Артем! – крикнул он мне. – Ты еще не добрался до самых глубин бездны?.. Но ты доберешься, обязательно доберешься, по тебе видать…
Желтая лодочка с сапогами-веслами взмыла ввысь.
В новой гондоле оказалась Настя. Она была чем-то встревожена. Она позвала меня по имени, протянула ко мне руки… Но лодочка умчалась ввысь, не дав мне времени ответить.
Вдруг колесо заскрежетало, движение его замедлилось, будто очередная кабинка поднимала кого-то или что-то очень тяжелое, невыносимо тяжкое даже для столь мощного механизма. Солнце в небе померкло, словно его выключила чья-то рука, как простую настольную лампу у меня в кабинете в здании облпрокуратуры.
Мне стало жутко. Я уже знал, что в желтой лодочке поднимается ко мне что-то страшное, нездешнее, невыразимо омерзительное. Я чувствовал, что, как только я увижу ЭТО, у меня сразу разорвется сердце. Впрочем, такой исход казался мне наилучшим из возможных.
Колесо провернулось еще раз, душераздирающе скрежеща железом. Кабинка цвета банановой кожуры, меченной ржавыми пятнами гнили, поравнялась со мной, качнувшись на двух державших ее осях. В ней стоял невысокий плотный человек в широкополой черной шляпе. Он поднял лицо, и из-под головного убора итальянского мафиози сверкнули круглые стекла очков. Нет, не очков, пенсне.
Ледяной блеск стекляшек, заключенных в старомодную круглую оправу, погрузил меня в вязкую немоту. А человек в пенсне разлепил темную щель рта и гортанно пролаял:
– Как писал адын извэстный буржуазный философ, кагда мудак всматривается в бэздну – бэздна всматривается в мудака. А кагда мудак лэзэт в бэздну сваим любапитним рилом, знаешь, что она дэлает?
Я стоял, ни жив ни мертв, уставившись в похожий на тонкую змеистую трещину рот Берии.
– Ти падохнэш! – донеслось из щелястой пасти кадавра. – Ви всэ скора падохнэтэ, суки…
Берия вдруг поднял пухлую ручонку, поросшую густым, как у обезьяны, черным волосом, и сухо щелкнул перстами. Тут же над АЭС сверкнула вспышка, а вслед за ней беззвучно вырос гигантский дымный гриб – точно такой, как нам показывали в учебных фильмах на занятиях по гражданской обороне. То ли бериевское «изделие-501» выполнило наконец смертоносную миссию, возложенную на него ее смрадным папашкой, то ли это Чернобыльская атомная станция взлетела к небесам, не выдержав напряжения, искрившего в воздухе самой счастливой в мире страны.
– Что это? – прошептал я и не услышал своего голоса.
«Звезда Полынь, – прозвучало в голове. – Или, иначе, Чернобыль».
Но полынь – это же трава? Почему полынь?
«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»
[67], – отвечал Голос-в-Голове.
Кадавр-Берия показал атомному грибу пухлый кулачок с оттопыренным большим пальцем, словно Нерон в Колизее после удачно проведенных гладиаторских боев. Видать, демонстрировал, что гриб ему очень понравился. А может, просто пытался вычислить, попадет ли он в зону поражения. Помнится, учили нас на занятиях по «ГрОбу» такому способу: если гриб меньше пальца – значит, шансы выжить имеются; если больше – значит, тебе хана, можешь спокойно, без лишней паники завернуться в саван и ползти в сторону ближайшего кладбища.
Я тоже салютовал грибу поднятым вверх большим пальцем, словно побежденный гладиатор, испрашивающий пощады у Нерона-Берии. Но все напрасно: гриб оказался больше моего пальца ровно в два раза.
Высотка с надписью на крыше: «ХАЙ БУДЕ АТОМ…» – вздрогнула, словно от острой боли. Гигантская буква «А» в первом слове покачнулась и, перевернувшись, рухнула вниз. Да так и осталась висеть вверх тормашками – ножки все еще цеплялись за крышу. Часть буквы отвалилась, и она стала похожа на «У», придав лозунгу совсем иное значение:
«ХУЙ БУДЕ АТОМ РОБIТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ!»
Нет, не быть атому мирным. И это тоже – ложь, как и все ваши прекраснодушные лозунги…
Ядерный цветок неспешно распускался в набрякшем гноем и сукровицей небе. Беззвучно сверкнула молния, и на нем высветилась огромная, во весь небосвод, бабочка Мертвая голова. Волосы зашевелились у меня не только на черепе, но, казалось, даже на груди, где у меня их отродясь не росло. А затем я ослеп. И только тогда понял, что еще и оглох. Чудовищный, ни с чем не сравнимый жар мгновенно превратил каждую клеточку моего тела в пепел, похожий на сожженную бумагу, унес ударной волной на тысячи километров и в этой неоглядной дали распылил в прах. Расщепил на молекулы и атомы.
Я перестал быть. И вместе со мной провалился в блаженную пустоту небытия этот страшный и прекрасный мир.
Конец второй части
Тульпа II
ЖАН. Черная месса
Слово дьявол равнозначит слову «defluens» (растекающийся), т. к. он растёкся и разбился в буквальном и в переносном смысле. Он называется также демон, т.е. пахнущий кровью, или вернее, пахнущий грехами, которых он столь жаждет… Он носит также имя Belial, что значит «безъяремный», «без хозяина», так как он по мере сил противодействует тому, под чьим началом он должен состоять. Также и Beelsebub (Вельзевул) называется он, что в переводе значит – «муж мух». Ведь он муж грешных душ, покинувших своего действительного жениха – Христа. Ему даётся также имя Satanas (сатана) и Behemoth, т.е. зверь, т. к. он даёт людям звериные наклонности…
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис. Молот ведьм
Франция, ХV век н.э.
Глава 1
Знамения
Читатель узнаёт о страшных предзнаменованиях, наблюдаемых в христианских землях и, верно, предвещающих скорое пришествие Антихриста.
В страшные времена посетила сей мир душа Жана Фурнье. В год от сотворения мира 6936, а от Рождества во плоти Господа нашего Иисуса Христа – 1428-й, когда Жан впервые набрал в легкие воздуха и издал первый крик, в небе видели огненную комету, похожую на усеченную палачом главу преступника. Затем было жуткое знамение на солнце: дневное светило покрылось черными пятнами, подобными гвоздям, вбитым в крышку гроба умершего от моровой язвы, или пятнам на его коже – кто как говорил. А потом солнце и вовсе погасло, и стало темно, как в самую ненастную осеннюю ночь. Мгла на несколько дней поглотила земли французской короны, которая ныне пребывала свободной, ибо не находилось пока головы, которая была бы готова к столь тяжкой ноше. И не видели люди ничего даже на расстоянии вытянутой руки, а птицы сталкивались в воздухе и падали на землю. Лишь высоко в небе ходили огненные облака, искры от которых летели вниз и быстро разгорались в огромные пожары. Леса, виноградники и даже, казалось, сама земля пылали темным коптящим пламенем, вселяя трепет в души всех христиан. Казалось, само второе пришествие Христа начинается днесь.
