– Вы… да как вы… вы…
Питер делал попытку встать, когда заметил стальной носок ковбойского сапога, чуть наискось несущийся к челюсти.
Джек
1 апреля, 13:40
Оглядывая приемную «Скорой помощи» второй раз за два дня, я невольно подумала, сколько же людей здесь действительно могло отдать концы в ожидании врачебного осмотра. Допустим, мое давление было в самом деле настолько серьезным, что надо было поторопиться с этим приездом в больницу, но все же не настолько критическим, судя по тому, что я уже битый час сидела тут в ожидании приема. Добавим сюда сорок минут езды из Беннесвилла в Чикаго («Святое распятие» была ближайшей из клиник, где действовала моя страховка). Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась.
– Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась, – сказала я Фину.
– Пойду еще раз заявлюсь на сестринский пост, – ответил он и ушел.
Я тягостно вздохнула. Сомнения нет, меня опять начнут изводить этим разговором насчет стимуляции родов, на что я пойти решительно не могу: не хватало мне еще произвести на свет ребенка в День апрельского дурака.
У меня зазвонил айфон.
На экране значилось «номер не определен», но я все равно нажала кнопку вызова.
– Жаклин Дэниэлс? С прискорбием извещаем вас о кончине Херба Бенедикта. Он съел столько двойных чизбургеров, что лопнул, а взрыв оказался столь мощным, что унес жизни еще шестнадцати человек.
Макглэйд, когда звонил мне, нередко зашифровывал свой номер, зная, что я могу не взять трубку.
– Это ты, Гарри? Ты разве еще не здесь?
– Встаю на парковку. Напомни еще раз, что мне причитается за то, что я неотлучно прикрываю твою спину? Деньги? Слава? А может, ты спроворишь мне двух своих близких подруг близняшек-стриптизерш?
– Хватит с тебя и удовольствия от того, что я проживу лишний день.
– По мне, близняшки-стриптизерши все же лучше.
– Слушай, мне пора. Воды начали отходить.
– Да ты что?! Серьезно?!
– С Первым апреля. Тоже, знаешь ли, люблю пошутить.
Я прервала связь.
Фин все не шел. Я думала кинуть ему какую-нибудь гадкую эсэмэску, но в этот момент айфон зазвонил снова. Опять «номер не определен», но на этот раз еще и с запросом разговора по Face Time – приложению, позволяющему осуществлять видеосвязь. На нем настоял Фин – вдруг обстановка потребует, – и я теперь таскала с собой переносную точку доступа, которая в месяц обходилось мне чуть больше годовых расходов на электричество.
Я нажала кнопку допуска, при этом раздражаясь, что сейчас увижу на экране физиономию Макглэйда (как будто я его мало вижу).
Но на меня уставился не Макглэйд. А бледное лицо с черными патлами.
Лицо того, с кем я давно не виделась. И если честно, то надеялась не увидеть его больше никогда.
Отвращение было таким сильным и пронизывающим, что часть меня – причем часть подавляюшая – полыхнула острейшим желанием жахнуть трубку об пол, чтобы вдребезги. Но копы так не делают.
Лютер осклабился в камеру.
– Ого. Ты смотришься на редкость брюхатой, Джек.
– А ты таким же отвратным. Что, истосковался по свиданьицу? Открою маленький секрет: у меня тут есть друзья, у которых просто руки чешутся скорей тебя обнять.
– Всему свое время, Джек. А у меня для тебя игра. Если выиграешь – спасешь человеческую жизнь. Хочешь, сыграем?
– Мне с тобой играть не пристало, Лютер.
Он нажал на камере вторую кнопку, и картинка на моем айфоне перепрыгнула с Лютера на еще какого-то человека – в импозантном костюме, но без сознания. Рот у него был заклеен скотчем, а запястья и лодыжки стянуты капроновым шнуром.
В такую тошнотную игру мне прежде, помнится, доводилось играть с одной серийной убийцей, которая присылала мне снимки людей, намеченных к убийству. Но то были фотки. А это видео онлайн.
– Ты меня там слышишь, Джек?
Я не ответила. В животе мучительно взбухала тошнота, и хотелось опрометью унестись, укрыться туда, где эта сволочь не сможет меня отыскать.
– Джек, отвечай. Иначе я этому человеку вырежу глаза. Сначала один, затем другой.
– Да, Лютер, я тебя слышу.
Я хотела добавить «отпусти его», но это было заведомо бесполезно. Лютер что-то замыслил, а мне оставалось единственно ждать и смотреть, что произойдет дальше.
– У кого ты это перенял?
– О-о. У нашей общей знакомой. Ты ведь помнишь Алекс Корк? Красавица была, каких не видел свет.
– Чудовище, – сказала я, – такое же, как и ты.
– Птицы одного полета. А правила игры, Джек, такие. Все очень просто. Я задаю тебе вопрос. Если у тебя нет для меня ответа, то я этого человека убиваю. Готова? Ни на что не отвлекаешься?
– Сейчас, Лютер, я в эту игру сыграть не смогу. Я в приемной неотложки.
Теперь кнопку камеры нажала уже я, демонстрируя ему больничный интерьер. Ну где же этот чертов Фин? Намекни я ему о происходящем, он бы как-нибудь связался с Хербом, и мы б, глядишь, установили местонахождение нелюдя.
– «Святое распятие»? Что, у тебя опять преэклампсия?
Если знание столь интимных подробностей было нацелено на мое психологическое обезоруживание, то своей цели Лютер достиг. Чтобы как-то стабилизироваться, я тихонько втянула зубами воздух.
– Слушай, давай как-нибудь в другой раз? А этого парня отпусти. Что ты, другой жертвы себе не подыщешь?
– Так не пойдет. Надо, чтобы человек сейчас был именно этот. Но у него есть шанс. Один. Этот шанс ты. Если ты обрубишь связь, его ждет смерть. Если откажешься играть, он тоже умрет. Неправильно ответишь – опять же смерть. Ты готова? Скажи, что готова, Джек.
Фина по-прежнему не было.
– Готова, – поджав челюсть, сказала я.
– Где я?
– Это и есть вопрос?
– Да.
– Что-то я не пойму.
– Я давал тебе подсказки, Джек. Если ты в них вдумывалась, то тебе должно быть ясно, где я сейчас нахожусь. Я тебе это прописал буквально по буквам.
Я закрыла глаза; мысли вихрились, мутно кружа голову. Руки и ноги холодно покалывало. Давление, видимо, зашкаливало так, что не выдержит ни один тонометр. Но я сфокусировалась. Сосредоточилась жестко.
На двух последних убийствах.
На информации, которую выписала сегодня утром. На сходствах и различиях.
– Где я, Джек?
Где же он?
– У тебя десять секунд.
Первое убийство произошло на железнодорожном мосту Кинзи-стрит. Второе у аквариума. Что между ними общего?
