– А ты, в отличие от меня, не видел, что этот выродок вытворяет. Фин, мне надо там быть.
Рот у него сжался в нитку, а руки он тоже сложил на груди. На секунду я непроизвольно стиснула зубы.
– Именно так я поступлю. Потому что я такая. Не понял? Этого тебе во мне не изменить. А если б ты действительно меня любил, то и не пытался б.
Я заставила себя дождаться его реакции. Если он продолжит настаивать, чтобы я осталась в этих стенах, я дам ему коленом по мудям и пришлю обратно кольцо вместе со всеми его вещами. Заботиться обо мне – это одно. А вот пытаться контролировать – тут уж извините. Такого я не приму никогда и ни за что.
Должно быть, Фин это понял, потому что медленно опустился на одно колено и застегнул на моем кеде липучку.
– Обещай мне, что не будешь рисковать, – сказал он, строптиво глядя на меня снизу. – Никаких лишних выходок.
– Да все будет нормально, – отозвалась я. – Идем уже.
В конце коридора мы встретили двух дежурных копов. Как раз в этот момент из своего номера показался Макглэйд – осоловелый, в помятом костюме и с расстегнутой ширинкой. Итальянские мокасины, похоже, были обуты не на ту ногу.
– Какой идиот устраивает убийства в три часа ночи? – проворчал он. – Точно двинутый, на всю голову.
– Машину поведу я, – сказал мне Фин. – Гарри, ты с нами или едешь сам?
Макглэйд нахмурился:
– Мое авто разряжено. У отеля провода нужной длины не нашлось. Тоже мне сервис. А Джек-то зачем с нами едет?
Вместо ответа я двинулась к лифтам первой, а мои спутники потянулись следом.
Херб выслал эсэмэску, что уже выдвигается.
Сопровождение село в отдельную машину, а я поехала с Фином и Гарри.
Макглэйд был до странности молчалив: с чего бы это? Оказалось, он спит на заднем сиденье.
К кладбищу мы подлетели в 2:58; со стороны въезда на Рэйвенсвуд-авеню здесь уже стоял полицейский кордон. Припарковавшись на улице под железнодорожным виадуком, мы прошли к кладбищенским воротам, где нас встретил Херб. Ворота были стилизованы под готический замок; строение из молочно-бледного камня – арки, зубчатые башенки – как будто материализовалось из Средневековья. По цвету и стилю оно напоминало знаменитую Чикагскую водонапорную башню. Помимо пяти патрульных машин и внедорожников я насчитала две «Скорых», три пожарных расчета, а еще четыре однотипных седана без опознавательных знаков – ФБР. Было холодно, а кусачий ветер давал понять, что окончательно расставаться с Чикаго зима еще не думает. Я пожалела, что не захватила с собой одежды потеплей.
– Черт побери, Джек, ты-то здесь зачем? – были первые слова, которыми меня встретил Херб.
Я подавила в себе гнев, через силу принимая, что Херб, как и Фин, просто за меня беспокоился. Обращаться со мной так, будто я беспомощная, хрупкая и бестолковая размазня, – видимо, их способ демонстрировать обо мне заботу.
– А что, если за мной по пятам идет Лютер? – соблюдая спокойствие, спросила я. – Мне безопаснее в отеле, где меня караулят всего двое, или здесь, где собралась вся полиция Иллинойса?
– Прекрасно. Но находиться ты будешь только здесь. Зайти туда, на территорию, даже не проси.
«Спокойно, Джеки. Будь учтива».
– Как обстоят дела?
– У нас здесь больше полусотни копов, плюс фэбээровцы. Сюда же выдвинулся переговорщик о заложниках, на случай если Лютер все же успел кого-то схватить. Выходы заблокированы, все до единого. Территория у кладбища внушительная – триста пятьдесят акров, включая крупный мавзолей в юго-западном секторе. Прочесываем участок за участком; задача, я думаю, на несколько часов.
– Следов взлома нигде не выявлено?
– Нет. Все ворота в целости и на запоре. Если он где-то и скрывается, то значит, проломил в каком-то месте ограду и спрятался до того, как кладбище до утра закрылось.
– Во сколько оно закрывается?
– Главный вход в пять вечера, все остальные в четыре.
Мой сотовый завибрировал. Я посмотрела на дисплей. Сердце замерло и насторожилось.
«Номер не определен».
– Это он, – сказала я.
И нажала на кнопку вызова.
Голос Лютера:
– Привет, Джек. Я только что скинул тебе картинку.
И точно, айфон дрогнул снова: пришло сообщение. Я кликнула по нему и увидела фото.
Жизнь есть, потому что есть Бог, бесконечный, нерушимый и вечный.
Роберт Э. Фрэнкс
(19 сентября 1909 – 22 мая 1924)
Херб наклонился мне через плечо взглянуть.
– Лютер, ты окружен, – сказала я в трубку. – Сдавайся, иначе ты здесь же и умрешь.
– Нам всем когда-то приходится умирать, Джек. И здесь это делать как нельзя лучше. Умиротворенность, зелень, уютный пейзаж. Тебе следует сюда зайти. Убивать тебя сегодня я не намереваюсь. Но ты – причем только ты одна – можешь спасти других. Многих. Если проявишь расторопность. Здесь места нет сомненьям никаким, здесь да умрет вся суетность боязни
[42].
Последнее наверняка опять строчка из «Божественной комедии».
– От этого меня уволь, – сказала я. – Но я обязательно как-нибудь забегу к тебе поздороваться в тюрягу Кук-Каунти, когда тебя там будут обменивать на сигареты.
– Воля твоя. Цитаты из Данте у меня на это нет, но достаточно будет и Берка
[43]. Например: «Всё, что необходимо для триумфа зла – это бездействие добрых людей». Так что удачно тебе повеселиться, наблюдая в сторонке, как гибнут люди, смерть которых ты бы могла, но не захотела предотвратить. Хотя и знала.
На этом звонок оборвался.
Льдистый ветер трепал волосы, покусывая макушку. Сухо шурша, метлами колыхались за воротами темные верхушки деревьев. До меня вдруг дошло, что я словно в каком-нибудь суеверном страхе поглаживаю себе живот; руку я поспешила убрать.
Голос, каким Лютер произносил свою угрозу, мне определенно не понравился.
– Группа захвата здесь? – спросила я у Херба.
– Да.
– А саперы?
– У нас здесь несколько групп кинологов с собаками, натасканными на взрывчатку.
– Разыщите ту могилу, – сказала я, но еще не договорив, поняла, что участия в этих поисках Херба я не хочу. Лютеру я почему-то верила. Пусть он не более чем недужный, одержимый своими маниями злыдень, но меня сейчас разбирала тревога, как бы он действительно не сподобился всех здесь положить, хотя уму непостижимо, каким именно образом. За годы службы я понавидалась всяких чудиков и реальных монстров, но ни один из них не вызывал у меня такого страха, как Лютер.
