Здесь мною входят в скорбный град к мученьям,
Здесь мною входят к муке вековой,
Здесь мною входят к падшим поколеньям.
Данте Алигьери, «Божественная комедия»
[45] Лютер Кайт
16 месяцев назад
Вначале он берется за дом, зачищая его до голых стен и пола.
Два дня уходит на то, чтобы подвесить цепи: в каменную кладку глубоко вживляются анкеры, к которым крепятся ножные и ручные кандалы, а также ошейники.
15 месяцев назад
– Чем могу?
– Когда я снимаю деньги, я могу запрашивать любой номинал, в том числе и мелочь, верно?
– Да.
– Тогда мне нужно пятьдесят тысяч долларов центами.
– Извините, вы сейчас сказали «пятьдесят тысяч долларов»?
– Да. То есть пять миллионов центов, – рот кривится в ухмылке. – Мне почему-то кажется, что у вас столько в кассе нет.
– У нас столько нет даже в хранилище. Но мы можем вам их обеспечить. Просто это займет некоторое время.
– Нет проблем. Время у меня есть.
– Можно спросить, а на что они вам?
Снова улыбка:
– Я думаю доказать, что на деньги счастья не купишь.
14 месяцев назад
Весь день он стоит при входе на склад, наблюдая за работой самосвалов.
Машина за машиной, машина за машиной, машина за машиной песка, который с утробным ревом ровняют бульдозеры.
Даже не помнится, когда его последний раз так распирала энергия. Наконец, спустя все эти годы…
Снова созидать.
Год назад
Погода налаживается двумя днями раньше.
Десять электрогенераторов, по шесть тысяч долларов за штуку.
Когда бригада заканчивает их установку, он разгуливает с дистанционным пультом по складу, играя с кнопками и представляя момент начала всего этого представления.
8 месяцев назад
С дерева за оградой Лютер наблюдает за домом, где живет Джек Дэниэлс. Здесь он обнаруживает, что за ней смотрит кто-то еще. Неужели?
Так дело не пойдет. Джек принадлежит только ему и никому более.
Полгода назад
Счет за мониторы, камеры слежения, батареи, всевозможные разъемы и кабели подступает к отметке в двести тысяч долларов.
– Вы открываете телестудию? – спрашивают Лютера, когда он подает свою кредитную карту.
– Типа того.
3 месяца назад
Залезая к себе в машину-ассенизатор, на пассажирском сиденье водитель застает Лютера, который с улыбкой целится в него из «глока». Сорокового калибра.
– Сколько дерьма в твоей цистерне? – спрашивает нежданный пассажир.
Глаза водителя оторопело блуждают.
– Ну… четверти на три.
– Застегивай ремень и вези меня туда, куда я скажу.
2 месяца назад
Лютер неотрывно смотрит в клетку, сцепляясь глазами с огромным зверем.
– Ты уверен, приятель? – спрашивает тот, который его продает. – Уж больно злобная тварь. Не из тех, кого гладят по шерстке. К тому же мяса жрет не напасешься.
– В мясе недостатка не будет, – с медленным кивком отвечает Лютер.
Месяц назад
Глубоко за полночь – то ли два, то ли три часа.
Весь день шел дождь и идет до сих пор – слышно, как капли тарабанят сверху по крыше.
В дальнем углу склада, где прохудилось кровельное покрытие, вода образовала на бетонном полу растекшуюся лужу.
Генераторы на ночь отрублены, и он ступает в кромешной темноте, подсвечивая себе дорогу лучом фонарика.
Он спускается вниз – несколько пролетов гулких металлических ступеней, звенящих эхом в темноте. Он идет в подвал.
На подходе к каземату он вынимает из кармана связку ключей и отпирает вначале замок, а затем засов.
Толчком открывает дверь; какое-то время белесый круг фонарика пляшет по стенам, пока, наконец, не нащупывает приваленное к углу дальней стенки человеческое существо. Оно сгорбленно сидит, прикованное к стене цепью с железным ошейником, как в темнице Средневековья.
Человек – изможденный, чахлый, беззубый, борода клочьями – щурится слезящимися глазами на свет.
Последний месяц Лютер кормит его насильственным образом: после семи лет заключения узник неоднократно пытался покончить с собой.
Но Лютер этого допустить не может.
Он по-прежнему требует, чтобы Эндрю З. Томас носил шлем, хотя по правде сказать, у него и сил уже нет на то, чтобы как следует шарахнуться головой о бетон.
Лютер усаживается перед ним на корточки.
– Что-то я совсем не слышу, как ты печатаешь.
Он прикасается к старой печатной машинке, несколько лет назад принесенной сюда в порядке глумливой шутки. Возле стены по-прежнему топорщится кипа из пяти тысяч страниц, напечатанных в один интервал (есть вероятность, что на «Ибэе» за нее можно выручить кругленькую сумму).
Первые несколько сотен в ней довольно приличны, но затем, когда стало сказываться бремя узничества, текст постепенно скатился в безумие.
Бессвязные предложения, а затем просто сумбур из слов.
Ну а в итоге одно-единственное слово, покрывающее пять груд бумаги:
ЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕР
ЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕР
– Я почти уже закончил, – доверительно-вкрадчивым голосом говорит Лютер. – Но надо, чтобы ты продержался еще немного. Ты же у нас центральный элемент. И если ты это сделаешь, то я обещаю дать тебе то, чего ты так хочешь.
Цепь звякает о стену, и Энди с мукой поднимает голову.
– Что именно? – произносит он.
Выходит сипло, едва ли не шепотом, но Лютер все равно смотрит, обомлев.
