Это первые слова, произнесенные Энди более чем за год. Он-то думал, что разум покинул этого человека.
– Я тебя освобожу, – отвечает Лютер, вставая.
Рассел Билдж
14 марта
Девятнадцать дней назад,
Пятнадцать минут до происшествия с автобусом
Свой туристический автобус у оазиса Индианаполиса он остановил в четыре часа дня, после десятичасового переезда из Филадельфии. На борту сидели сорок пять пассажиров, купивших автобусный тур с романтичным названием «От моря до сияющего моря». Сам Рассел никак не мог взять в толк, что заставляет людей тратить свой отпуск (а уж тем более тяжким трудом заработанные деньги) на такую вот дурь. В сущности, это была монотонная поездка с юга на север, от побережья к побережью, через Средний Запад, обе Дакоты и Монтану, с конечным прибытием в Сиэтл. Это был первый день его двадцать четвертого по счету тура «От моря до сияющего моря», и Рассел уже не мог дождаться, когда же он, наконец, закончится.
Пассажиры медленно выгрузились из автобуса и стадом потянулись к оазису, состоящему из гигантского магазина, туалетов с душевыми, а также нескольких типовых фастфудов.
Пассажирам на отлучку он дал полчаса, после чего ждал их в автобусе – в Чикаго под них были зарезервированы номера в «Эмбасси Сьютс», а его ждал ужин и выпивон вместе со старым другом в «Хоплифе», любимом пивном баре Рассела.
Пока наполнялся бездонный бензобак автобуса, Расс прихватил пустую бутылку из-под «колы» (0.7 литра, с широким горлышком) и отправился в магазин.
Весь день он наступал себе на горло, зная, что впереди именно этот оазис, безусловно, оправдывающий все ожидания.
Дело в том, что в этом месте располагался лучший в мире туалет с шикарными стенами кабинок, доходящими до пола, что давало максимум уединения, а еще возможность купить за пять баксов двадцать минут в «номере люкс» – кабинке с высококачественной туалетной бумагой, гарантированной чистотой, биде и ассортиментом глянцевых журналов.
Купив этот «вип-пропуск» в кабинку, Расс направился в туалетную зону.
Через три часа они будут в Чикаго, и до зарезу нужен вечер отрыва, потому как завтра по полной начнется форменный отстой.
По распорядку…
В девять утра небоскреб Уиллис-тауэр.
Ланч в приемном зале на девяносто пятом этаже стоэтажного Хэнкок-центра.
А затем послеобеденный переезд в Сент-Луис, где третий день тура ознаменуется посещением арки «Ворота запада». Опыт показывал, что всех этих отдыхающих хлебом не корми, а дай только всползти жирными задами на самую верхотуру.
Расс зашел в туалет и приблизился к люксовой кабинке номер восемь.
Ввел код, ступил внутрь.
Чистота, как в пятизвездочном отеле, благоухает розами и лавандой.
С журналом под мышкой он воссел на трон, а из внутреннего кармана жилетки вынул замшевый мешочек.
Из него он, в свою очередь, достал прозрачный пакетик на молнии с четвертью унции марихуаны, кусочками листьев от прошлых самокруток и бумажками.
Везти сорок пять задниц через всю страну – не работа, а сплошной стресс.
Возможно, именно поэтому Расс завел себе за правило последние триста миль каждого дневного переезда рулить уже под легким кайфом, а за двенадцать лет своей работы в автобусной компании он выработал почти что научную стратегию, как не попадаться при тесте на наркоту. В целом его тестировали два раза в год, обычно в канун большого проезда по Аляске. Расс не был таким уж завзятым наркошей и вполне мог держаться месячишко перед сдачей крови на всякую бяку.
Сейчас он забил плотный «косячок» и раскурил его прямо в кабинке. Вслед за одной циклопической затяжкой он, задержав дыхание, загасил его о стену кабинки.
Дым Расс удерживал в легких до тех пор, пока они не начали саднить. Тогда он свинтил крышку с бутылки из-под «колы», которую держал при себе специально для этой процедуры, выдул в нее дым и закрутил обратно, не выпуская наружу ни одной молекулы хмари.
Затем он откинулся на унитазе и блаженно прикрыл глаза.
Его начал окутывать плотный, теплый шлейф забористого кайфа…
И тут в дверь резко постучала чья-то сволочная рука.
– Занято, – разморенно отозвался Расс.
– Да я вижу. Просто подумал, гм… ты мне пыхнуть разок не дашь?
Твою мать.
– Не понимаю, о чем вы.
– Ну как: мы же тут одни, верно?
– Я сказал: понятия не имею…
– Ой, да брось ты херь пороть. Понятия он не имеет. Я этот дух за милю чую. Могу тебя с потрохами сдать, понял? А хочу всего лишь пыхнуть, буквально разок.
– Ладно, погоди, – вздохнул Расс. Кайфоломщики, чтоб их.
Встав с унитаза, он снял с головы форменную шоферскую фуражку и жилет, носить которые работодатель обязывал его все время, что он за рулем; на экипировке значилось не только его имя, но еще и эмблема «Автобусные туры США».
Все это барахло Расс спрятал за унитазом.
– Так ты меня впускаешь или нет? – спросил тот, что за дверью.
Расс повернул ручку замка и приоткрыл вход.
Снаружи стоял высокий бледный мужик с длинными, до плеч черными патлами.
– Заходи быстрей, – сердитым шепотом поторопил Расс, – а то засечет кто-нибудь.
Кабинка была размером с небольшую комнату, так что двоих вмещала с лихвой, и даже еще место оставалось.
Расс изготовил зажигалку и вынул из кармана затушенный окурок, рассчитывая прогнать процедуру как можно быстрее: дать этому парню дернуть и тут же спровадить его с глаз долой, к чертям подальше. Вообще хорошо, что его с косяком застукал не служащий оазиса и, слава богу, не коп.
– Так сколько у тебя там пассажиров? – спросил прямо с порога гость.
Расс в этот момент хотел высечь огонек, но при этом вопросе замер, уставившись в угольно-черные глаза незнакомца.
– Не понял?
– Я насчет твоего автобуса… Сколько человек участвует в поездке?
«Как этот тип узнал, что я вожу автобус? Он что, видел, как я подъезжаю к заправке? А потом прокрался за мной сюда?»
– Сорок пять, – ответил он, под напускным хладнокровием пряча волнение. – Сейчас я зажигаю, ты быстро, глубоко дергаешь, и на этом всё. Только учти: хрень забористая. Не знаю, где травой разживаешься ты, но это…
– Сорок пять… что надо. Сейчас твоя фирма мониторит тебя в реальном времени по трекеру джи-пи-эс, верно?
– Ты о чем?
– О твоем автобусе. Работодатель следит, куда ты направляешься. Чтобы ты точно шел по маршруту и не отклонялся по времени от графика. Я верно говорю?
От этих вопросов добродушие Расса начало испаряться.
