– Он ведь меня убьет, Джек. Если я не убью вас.
– Каким образом?
У себя на шее она тронула одну деталь, на которую я как-то не обратила внимания. Ошейник – уменьшенная версия того, что висел на медведе.
– Здесь в ожидании я провела уже долгое время, прокручивая все в уме. Он не сказал мне, что это будете именно вы, но знаете что?
– Что, Синтия?
– Мне без разницы, милочка.
– И все-таки?
Она подалась вперед, скребя цепью по решетке мостков.
– Мне год до пенсии, Джек. У меня внуки. Муж. Мы собирались на лето во Францию, на юг. Умирать здесь мне не хочется. Так что или вы, или я. Не допущу, чтобы я.
– Послушайте меня, Синтия.
– Что?
– Мы можем найти другой способ.
– Какой?
– Не знаю, просто…
– Вот он, прямо сейчас, у меня в голове, – скривилась она, как от боли. – Понуждает меня к действию. Говорит, еще минута, и если вы останетесь в живых, он меня убьет.
– Дайте сюда нож. Нельзя ему позволить…
– Джек, он прикончит меня меньше чем через минуту.
Она набиралась решимости, это было видно по ее глазам.
– Синтия…
Лютер в моем ухе:
– Готовься, Джек. Сейчас она набросится. Тебя я бы тоже вооружил, но при твоей подготовке и ее почтенном возрасте бой был бы не на равных. Хотя щучка она еще та. При желании может обратиться в акулу. Берегись.
Мэтис приблизилась на шаг, держа нож обеими руками, как будто это был меч. В принципе, по клинку от него действительно недалеко.
– Я помогу тебе освободиться от цепи, – поспешно сказала я, но еще не договорив, поняла, что Лютер ее при этом убьет. Или кого-нибудь из тех, кто мне дорог.
– Лютер, чего ты хочешь добиться? – спросила я, когда эта женщина совершала движение.
– Хочу, чтобы ты ее убила.
– Ты знаешь, что этого не произойдет.
– Тогда тебя убьет она. Заодно с твоим ребенком.
Словно по сигналу, во мне завозился младенец. Опустив на живот руку, я почувствовала, как он изнутри тычет ножкой мне в ветровку.
– Извини, Джек, – сказала Синтия. Впрочем, особого раскаянья в ее голосе я не расслышала.
Она кинулась вперед – три быстрых шага с одной рукой на ограждении, а в другой ножище.
Особого потрясения не испытав, я поняла, что прежде орудовать клинком Мэтис не доводилось. Что и хорошо: у безоружного перед ножом особых шансов нет.
Самый лучший вариант – бежать, если есть возможность. Если нет, то лучше поставить что-нибудь между собой и лезвием. Я не могла ни того, ни другого, что оставляло два варианта: обездвижить руку с ножом или ударить встречно.
Против меня были моя беременность и изможденность; положение усугубляло еще и то, что речь шла не о каком-нибудь перочинном ножичке. Ножом, которым размахивала Мэтис, вполне можно было, изловчившись, отсечь и руку, и ногу. Расстояние между нами она покрыла быстрей, чем я ожидала, и стоя ко мне вполоборота левым плечом, бросилась вперед, острием целя мне прямиком в живот.
Я шатнулась, поперхнувшись дыханием, слегка оглушенная тем, как близко острие прошло мимо моего вздутого живота.
– Тебе лучше отнестись к этому серьезно, – сказал в ухе Лютер.
Я едва оправилась от первого броска, когда Синтия Мэтис метнулась снова, на этот раз с диким рубящим ударом. В быстро темнеющем воздухе оценивать расстояние было сложно, и я отпрянула, едва успев не попасть под взмах в паре дюймов у меня перед глазами.
Синтия, похоже, вполне осваивалась в роли атакующей.
В тот момент как она выпрямлялась, я кое-что придумала: прикасаться к ней мне даже не нужно.
Я повернулась и побежала со всей прытью, на какую только были способны мои распухшие избитые ноги, рискуя при этом поскользнуться и загреметь на мокрой металлической решетке.
Мэтис, гремя по мосткам, кинулась следом, хотя мой маневр сбил ее с толку, и я таким образом отыграла пару шагов форы.
По другую сторону цистерны я заприметила как раз то, что стремилась найти – болт, к которому крепилась цепь от ошейника Синтии. Я резко села на корточки, отчего в голову тут же вступило, а глаза ожег пот, и в такой позе изготовилась встретить фурию, размахивающую ножом, словно матерый головорез. Цепь я, схватив, намотала себе на предплечье. Пожалуй, впервые за все время свой нагулянный вес я не кляла, а, наоборот, благодарила.
В тот момент как Синтия делала замах ножом, я изо всех сил дернула цепь. Голова моей преследовательницы дернулась, ноги по инерции пролетели вперед, и она плашмя грохнулась на решетку, шумно выдохнув весь запас воздуха.
Вскочив, я поспешила занести руку для обездвиживающего удара ребром ладони, да так и застыла с отведенной рукой.
«Эспада» валялась рядом с Мэтис на решетке, темная от крови.
Синтия со стоном зажимала обеими руками правый бок, как будто пыталась что-то там удержать. Бесполезно: оттуда, как из крана с незакрученным вентилем, журчала, пенясь, кровь, через решетку падая каплями вниз, на бетонный остов.
Даже в ущербном свете было видно, что кровь алая, из артерии.
Придерживая живот, я опустилась на колени. Глаза Синтии были расширены – не от боли, а от удивления.
– Я не хочу умирать, – выдавила она.
Я протянула к ней руки:
– Ну-ка дай.
Приложив ладони к ране, я ощутила, как плотно пульсирует между пальцами кровь. Неудержимо. Порез крайне опасный. При более сильном нажатии Синтия страдальчески вскрикнула.
– Лютер, она ранена, – сообщила я.
– Я в курсе. Ты хоть знаешь, во сколько мне обошлись все эти беспроводные камеры?
– Срать я хотела на твои камеры. Ей срочно нужна медицинская помощь.
– Каково чувствовать себя ее убийцей, Джек?
– Это была случайность. К тому же она еще жива.
– Но все это сделала ты.
– Нет, Лютер. Это ты все устроил. Помоги ей. Прошу тебя.
– Видишь ее нож? Скинь его с мостков.
Я послушалась.
– А теперь отойди от нее, – скомандовал он.
– Она умрет от потери крови.
– Обещаю, что нет.
Я замешкалась, но затем отвела от пульсирующей раны ладони и отошла на пару шагов.
Послышался сухой хлопок – что-то вроде приглушенного выстрела, – вместе с которым голова Синтии отделилась от плеч и, скатившись по решетке, упала вниз. Над остатками ее ошейника курились ниточки дымка.
– Взрывчатка в ошейнике, – пояснил Лютер. – Мгновенно и насмерть. Я же обещал, что кровью она не истечет.
