– Да! Как только у тебя будет свободная ночь.
– Не так быстро по-английски, дорит ми. Я учу его – но медленно, потому что моя дочь хочет, чтобы ее помощники в клинике говорили на языке, неизвестном большей части пациентов… и еще потому, что в нашей семье английский в ходу не менее, чем галакт.
– Значит, ты теперь техник по оживлению? И у тебя здесь дочь?
– Иштар даттер ми. Разве ты не знал, петчан ми-ми? Нет, я всего только медсестра. Но я учусь, и Иштар надеется, что я сделаюсь помощником техника через половину горсточки лет. Хорошо – нет?
– Хорошо, я полагаю. Но какая потеря для искусства!
– Бландер, – проговорила она радостно, взлохмачивая мою мокрую шевелюру. – Здесь даже омолодившись – ты заметил? – мне искусством не прокормиться. Слишком много желающих, милых, молодых и хорошеньких… – Близнецы крутились возле нас, прислушиваясь, и на мгновение притихли. Тамара обняла их и прижала к себе. – Вот пример. Это мои внучки. Хотят вырасти повыше, чтобы поскорее лечь и стать ниже. – Она поцеловала девочек. – Какие у них огненные кудряшки. У меня таких нет.
Я начал было объяснять, что ни возраст, ни рыжие кудряшки ничего не значат, но быстро понял, что комплимент Тамаре в подобной формулировке может стать причиной дрожания подбородков. Но было поздно – фонтан вновь забил:
– Тетя Тами, мы не рвемся…
– …просто мы практичные и собираемся…
– …он ни за что не женится на нас…
– …он просто дразнит нас…
– …и ты не можешь быть нашей бабушкой…
– …потому что тогда ты была бы и бабушкой нашего Старичины-молодчины…
– …а это нелогично, невозможно и просто смешно…
– …поэтому ты останешься просто нашей тетей Тами.
Их логику я счел дважды энтимематичной
[70], если не совершенно путаной, но вынужден был согласиться, потому что не мог представить себе Тамару бабушкой. Поэтому я переменил тему:
– Тамара, дорогая, ты не позволишь мне снять с тебя сандалии? Может, мне их высушить?
Ей не пришлось отвечать:
– Мы должны поторопиться, чтобы успеть вовремя…
– …потому что мама Гамадриада уже закончила лицо и приступила к соскам…
– …поэтому, если мы не поторопимся, нам придется идти на обед совершенно голыми…
– …а в компании так нельзя…
– …и вам обоим лучше тоже поторопиться…
– …иначе Старичина-молодчина обещал скормить наш обед свиньям. Извините!
Я выбрался из бассейна, и Тамара стала вытирать меня полотенцем. Это было необязательно, потому что неподалеку находилась сушилка. Но если Тамара мне что-нибудь предлагает, я отвечаю – да. На это ушло некоторое время: мы прикасались друг к другу и болтали. А есть ли лучший способ провести время?
Обсушившись, я подумал, не воспользоваться ли косметикой – вообще-то я ею не пользуюсь, ограничиваюсь эпиляторами, – но тут одна из близняшек подскочила ко мне с голубой хламидой. Запыхавшись, она выпалила:
– Лазарус предлагает вам это; можете попросить что-нибудь другое, но нет необходимости что-нибудь надевать, потому что ночью жарко, и вообще вы член семьи, потому что вы отец Минервы и один из нас.
Мне показалось, что я сумел подметить определенную закономерность в расположении веснушек.
– Спасибо тебе, Лорелея, я надену хламиду.
Я всегда считал, что в доме, где нравы достаточно свободны, жарким вечером к обеду можно выходить, лишь подвязав салфетку. Но я был почетным гостем и не мог выйти к столу раздетым, в то время когда они будут блюсти формальности.
– Мы ждем вас, только я капитан Лазулия, но это все равно, извините! – Она исчезла.
Я набросил хламиду; потом мы спустились в сад и подобрали платье Тамары. Оно было такое же голубое, как мое одеяние, и, казалось, источало аромат Золотого века Эллады. Не платье, а два грамма голубого тумана. Юбка была длиннее моей. Это вполне понятно: греки Золотого века носили юбки более короткие, чем женщины. На Секундусе все было наоборот. (Я еще не знал, какой обычай установился на Терциусе.) Мы были красивой парой, и меня это радовало.
Случайность? Если рядом Старейший, случайности всегда запланированы.
Мы ели в саду, каждая пара сидела на отдельной кушетке, которые образовывали шестиугольник. Шестой стороной служил фонтан. Начался танец воды, которым управляла Афина, и в такт музыке в воде отражались цветные огни. Все женщины, кроме Тамары, подавали еду; Лори и Лази то и дело выполняли роль виночерпиев – нельзя было даже мечтать о том, чтобы они спокойно посидели на своей кушетке. Когда пир начался, Айра сидел с Минервой, Лазарус – с Иштар, Галахад – с Гамадриадой, а близнецы – друг с другом. Но женщины, как шахматные фигуры, двигались по кругу, менялись местами. Несколько глотков, легкое прикосновение и – дальше. Все, кроме Тамары, чьи упругие мягкие бедра оставались на моих коленях в течение всего пира. Было неплохо, что она не шевелится: я не застенчив, но предпочитаю не выказывать галантный рефлекс, когда в этом нет необходимости, – а я очень остро ощущал прикосновение ее дивно теплого тела.
Лазарус начинал трапезу с Иштар, потом, когда я посмотрел в его сторону, ее сменила Минерва, следующей на этом месте оказалась одна из близняшек, не знаю которая, и т. д.
Не буду описывать пир, скажу лишь, что не знаток по части нравов молодых колоний, и добавлю, что в знаменитых ресторанах Нового Рима мне приходилось весьма дорого платить за гораздо худший обед.
Все, кроме Лазаруса и его сестер, были одеты в цветные псевдогреческие одеяния. Лазарус был одет, как шотландский вождь две с половиной тысячи лет назад; килт, берет, сумка, кинжал etc. Меч он отложил в сторону, но держал под рукою, словно на всякий случай. Могу заверить, что по законам давно позабытых шотландских кланов он не имел никакого права одеваться как вождь. Сомневаюсь даже в праве его вообще носить шотландскую одежду. Как-то Старейший назвал себя шотландским виски пополам с содовой; в другой раз он рассказал Айре Везерелу, что впервые надел килт незадолго до полета «Нового фронтира», когда такой стиль был популярен на его родине, потом обнаружил, что одежда ему понравилась, и после этого носил килт там, где это допускалось местными обычаями. В эту ночь его роскошный наряд дополняли залихватские усы.
Его сестрицы-близняшки были одеты в точности, как он. Я до сих пор гадаю, было ли это сделано в мою честь, или чтобы произвести на меня впечатление, или просто развлечения ради. Быть может, верно и то, и другое, и третье.
Я бы с удовольствием провел эти три часа в уединении, угощал бы Тамару, а она угощала бы меня. Я бы наслаждался душевным покоем, который нисходит на меня, когда я касаюсь ее тела. Но Старейший рассчитывал, что мы, члены этого замкнутого счастливого кружка (а он действительно был замкнут, и голос Афины доносился теперь из фонтана), разделим их компанию и будем говорить и слушать в свой черед, в соответствии с ритуалом, как в салонах Нового Рима со всеми их протоколами. Так мы и поступили. То была общая мягкая гармония с неожиданными нотками изящества, которые добавляли близнецы, но чаще им удавалось сдержать свое рвение, не проявляя излишней «взрослости». Разговор затеял Старейший, обратившись к Айре:
