Их арго, запущенный в лингвоанализатор-синтезатор, восходил к той самой версии английского, которой пользовались на «Авангарде». Конечно, набор слов сократился, появились неологизмы, синтаксис деградировал – но язык остался тем же.
– А их мифы, Джастин, их мифы? – заинтересовался Галахад-Обадия.
Я был вынужден признать, что не все помню, но обещал сделать полную копию и послать ее с первым же кораблем.
– Знаете, Старейший, туземцы оказались настолько дикими и свирепыми, что при столкновении с ними погибло много ученых, гораздо больше, чем дикарей.
– Ура им! Сынок, дикари занимаются своим делом на своей планете. Любой чужак должен рассчитывать, что получит по мозгам. Поэтому пусть пеняет на себя.
– Полагаю, вы правы. Когда эти псевдоаборигены съели троих ученых, гости сообразили, как надо с ними обходиться. Пришлось использовать гуманоидных роботов с дистанционным управлением. Но я хочу сказать не об их свирепости, а об… интеллекте. Поверите вы мне или нет, но буквально каждый тест свидетельствовал о том, что эти примитивные люди намного превосходят норму. По шкале распределения они попадают в область от «чрезвычайно одаренных» до «гений плюс».
– Ты хочешь, чтобы я удивился? Почему?
– Они же дикари! И к тому же должны были выродиться в результате кровнородственных браков.
– Джастин, ты ведь и сам все прекрасно понимаешь… Хотя, возможно, это Айра науськал тебя. Хорошо, хватаю наживку. Термин «дикарь» определяет культурное состояние, а не уровень интеллекта. Аналогичным образом в предельных для выживания условиях инбридинг не повреждает генофонд. Ты сказал, что они каннибалы, – возможно, они съедают своих неудачников. Судя по состоянию корабля, их предки приземлились, не прихватив с собой ничего или почти ничего. С голыми руками и полной шляпой невежества. В этом случае могли выжить только самые способные и самые умные. Джастин, пассажиры «Авангарда» по уровню интеллекта превосходили говардианцев, собравшихся на «Новом фронтире»; их подбирали по уму. А нас, говардианцев, – по возрасту. Твои дикари были потомками гениев. Что они пережили и сколько испытаний выпало на их долю – а ведь в них погибают глупые и выживают только самые смышленые, – знает один Аллах. Итак, к чему мы приходим?
Я признался, что подбросил ему провокационный вопрос, чтобы посмотреть, как он ответит. Старейший кивнул.
– Я знаю, ты не дурак, сынок: я велел Афине просветить меня по части твоих предков. Но я часто удивлялся тому, как в меру сообразительные и в меру информированные – а под это определение не подпадает никто из присутствующих здесь, оставим притворную скромность, – как часто такие в общем-то смышленые люди не в состоянии разрешить извечный вопрос: что лучше – шелковый кошелек или свиное ухо? Если бы наследственность не была важнее внешней среды, то тебе пришлось бы учить считать лошадей.
Когда я был молодым, среди самостоятельной «интеллектуальной» элиты кое-кто полагал, что лошадей действительно можно учить алгебре. Стоит только начать пораньше, потратить достаточно денег, знать методику обучения и быть при этом бесконечно терпеливым и стараться не ущемить лошадиное «эго». Эти люди были настолько искренни, что стремление лошадей оставаться лошадьми казалось им черной неблагодарностью. Впрочем, они были правы… только к обучению следовало бы приступить пораньше – лет миллион назад, а то и побольше.
Но эти дикари справятся со своими проблемами; они не могут не победить. Куда интереснее обратная сторона медали. Джастин, ты понимаешь, что это мы, говардианцы, погубили старую Землю?
– Да.
– Нет, сынок, ты так говоришь, чтобы поскорей закончить разговор. Тогда нам ничего не останется, как пьянствовать и тискать девиц.
– Давай! – завопил Обадия-Галахад. – А ну-ка! – Он схватил Минерву и уже навис над ней. – Эй, малышка, как тебя звать? Есть ли у тебя последнее слово?
– Да.
– Что «да»?
– Просто «да». Таково мое последнее слово.
– Галахад, – вмешалась Иштар, – если ты собираешься изнасиловать Минерву, ступайте с ней за фонтан. Я хочу дослушать Джастина.
– Но как я могу изнасиловать ее, если она не сопротивляется? – пожаловался он.
– По-моему, ты всегда был в состоянии разрешить эту проблему. И постарайся не шуметь. Джастин, я потрясена. Мне казалось, что мы поступаем достаточно благородно, поставляя старой Земле новые технологии – ведь больше мы ничего не можем дать ей. Последние эмигрантские транспорты возвращаются теперь лишь наполовину загруженными, не правда ли?
– Я отвечу на этот вопрос, – буркнул Лазарус. – Джастин сможет подтвердить. Виноваты не все говардианцы, а только мы двое: Энди Либби создал оружие, а я нанес смертельный удар. Космические путешествия погубили Землю.
– Дедушка, я не понимаю. – Иштар казалась обеспокоенной.
– Она называет меня так, когда считает, что я плохо себя веду, – сообщил мне Старейший. – Потому что не может отшлепать меня.
Иш, дорогая, ты молода, мила и всю свою жизнь изучала биологию, а не историю. Земля была обречена в любом случае, космические путешествия просто ускорили ее конец. Уже к две тысячи двенадцатому году на ней стало невозможно жить, и следующее столетие я скитался повсюду, хотя другие места в Солнечной системе были еще менее привлекательны. Я не видел, как погубили Европу, я не был на Земле, когда в моей родной стране правила гнусная диктатура. Вернулся, когда все как будто утряслось… как будто. Но это было не так, и тогда говардианцам пришлось бежать.
Но космические путешествия не могут уменьшить биологическое давление на перенаселенной планете. Даже нынешние корабли не помогут, а те, которые придумают в будущем, те, скорее всего, тоже. Потому что глупые люди не желают оставлять склоны родного вулкана, даже когда он начинает громыхать и дымиться. На космические путешествия решаются лишь самые башковитые, те, кто достаточно умен, чтобы предвидеть катастрофу до того, как она разразится, и те, у кого хватает отваги бросить дом, добро, друзей, родственников, все на свете и бежать. Их немного – малая доля процента. Но этого достаточно.
– Ну вот, опять распределение, – сказал я, обращаясь к Иштар. – Если, как полагает Лазарус, а его поддерживает статистика, каждая миграция осуществляется людьми, находящимися на правой ниспадающей ветви нормальной кривой человеческих способностей, значит она действует как сортирующее устройство, и на новой планете кривая развития интеллекта сдвигается в сторону более высоких значений, чем в исходной популяции. А старая планета сделается лишь чуточку глупее.
– Чуточку-то чуточку, если забыть об одном! – возразил Лазарус. – Эта крошечная, едва заметная статистике доля представляет собой мозг. Помню, была такая страна, которая проиграла главную войну, потому что выгнала всего полдюжины гениев. Большая часть людей не способна мыслить, большая часть остальных не хочет мыслить, а та небольшая часть, что использует свои мозги, в основном делает это не слишком хорошо. И только крайне малая часть людей регулярно использует свой мозг, мыслит правильно, точно, созидательно и без самообмана. В общем-то лишь с ними и следует реально считаться – но именно они и мигрируют, когда предоставляется физическая возможность.
