Da Capo
I
Зеленые холмы
Звездная яхта «Дора» зависла в двух метрах над пастбищем, диафрагма нижнего люка раскрылась. Лазарус обнял на прощанье Лази и Лори, спрыгнул на землю, упал, перекатился, поднялся и поспешно вышел из-под корабля. Помахал рукой, и корабль поднялся, превратившись в круглое черное пятнышко на фоне звездного неба. Потом оно исчезло.
Лазарус быстро огляделся вокруг. Большая Медведица… Полярная звезда… хорошо, забор там, за ним – дорога и – клянусь духом Цезаря! – бык!
Забор он перескочил (с запасом не больше дюйма), опередив быка на пару футов.
Он набрал такую скорость, что при приземлении пришлось еще раз перекатиться через плечо. Выскочив на середину разбитой грунтовой дороги, он остановился и подумал, что после всех кувырков выглядит не лучшим образом. Потом ощупал карманы, особенно запасной, спрятанный под нагрудником комбинезона, – все оказалось на месте. Не хватало только привычного бластера на бедре, но любое оружие такого типа в этом времени и месте было бы, мягко говоря, неуместным. Поэтому Лазарус ограничился точной копией складного ножа.
А где же шляпа? Осталась в канаве? Нет… она лежала за забором, всего в десяти футах… все равно что в десяти милях – бык по-прежнему наблюдал за ним. Что ж, без шляпы можно обойтись, а если кто-нибудь обнаружит ее и решит, что она какая-то не такая, – он-то при чем? Кто скажет, что шляпа принадлежала ему? Значит, о ней можно забыть.
Так где же Полярная звезда? Городок должен находиться в пяти милях по дороге, в той стороне, куда полетела эта горлица. И Лазарус двинулся в путь.
Лазарус стоял перед типографией газеты «Демократ» графства Дейд и смотрел на газету, выложенную за стеклом. Но он не читал, он думал. Он только что испытал шок, и теперь лишь изображал чтение, чтобы побыть в тишине и подумать. Он прочел в газете дату и теперь пытался вспомнить, что с ней было связано. Первое августа 1916 года. Тысяча девятьсот шестнадцатого?
Он заметил в стекле отражение шедшего вдоль тротуара мужчины: немолодой, толстый, пояс с кобурой едва сходился на пузе, на правом бедре огромный шпалер, слева на груди звезда, в остальном он был одет почти как Лазарус.
Лазарус рассматривал первую страницу «Канзас-Сити джорнал».
– Привет.
Лазарус обернулся.
– Доброе утро… шеф.
– Просто констебль, сынок. Гостишь в наших краях?
– Да.
– Проездом? Или остановился у кого-либо?
– Проездом. Если не найду здесь работу.
– Неплохой ответ. И чем же ты занимаешься?
– Вырос я на ферме, но механик зато на все руки. А за честный доллар могу делать все что угодно.
– Ну, скажу тебе, нашим фермерам работники сейчас не нужны. Что до остального – летом дела идут не быстро. Мм… кстати, а ты не из этих, не из ИРМ?
[75]
– Ирэ… чего?
– Сынок, ты что, газет не читаешь? Мы люди приветливые, гостям рады всегда. Но не таким.
Представитель местной власти поднял руку, чтобы утереть пот, и сделал опознавательный жест ложи. Лазарус знал ответ, но решил воздержаться. Пристанет еще: «Где находится твоя ложа, сынок?» Это хороший вопрос, офицер, так что будет лучше, если он не возникнет.
Констебль продолжал:
– Ну что ж, раз ты не из них, рад видеть тебя в наших краях. Может, кому-то и понадобится помощь. – Он взглянул на первую страницу, которую Лазарус якобы читал. – Ужас, что вытворяют эти подлодки, правда?
Лазарус кивнул.
– И все же, – сказал офицер, – если бы люди сидели по домам да занимались каждый своим делом, ничего бы не произошло. Живи и не мешай жить другим, так я всегда говорю. К какой церкви ты принадлежишь?
– Ну, родня моя – пресвитериане.
– Да? Думаю, это значит, что в последние дни ты не посещал службы. Что ж, я и сам иногда пропускаю, когда клев хороший. Но… Видишь там церковь, чуть дальше по улице? Колокольня за вязами. Найдешь работу – приходи как-нибудь в воскресенье к десяти утра, тебя там встретят по-братски. Мы – епископальные методисты, но разница невелика. Наше общество терпимо.
– Благодарю вас, сэр, непременно зайду.
– Хорошо. Повторяю, мы – народ терпимый. В основном у нас методисты и баптисты. Но на фермах иной раз попадаются и мормоны. Хорошие они соседи; всегда платят по счетам. Есть несколько католиков, и никто ничего против них не имеет. У нас даже есть еврей.
– Похоже, у вас очень неплохой городок.
– Это так, все свои, живем честно. Только вот еще что. Примерно через полмили за церковью выставлен знак, ограничивающий городские пределы. Если не найдешь работы и жилья, тебе лучше оказаться за ним еще до заката.
– Понимаю.
– Иначе я сам выдворю тебя из города. Без обид – просто так положено. У нас после заката – ни бродяг, ни ниггеров. Сынок, не я здесь устанавливаю правила; я их только выполняю. Это наш судья Марстеллор не любит бродяг. А его настроил кое-кто из наших добрых леди – белье с веревок крадут и тому подобное. Так что или плати десять долларов, или садись на десять суток. Плохо не будет – каталажка прямо у меня в доме. Деликатесов не обещаю, поскольку на каждого заключенного мне выдают лишь по сорок центов в день. Если хочешь, добавь пятьдесят центов – и будешь есть так, как мы. Понимаешь, никто тут не хочет усложнять другим жизнь, – просто судья и мэр хотят, чтобы это место осталось таким же тихим и законопослушным.
– Понимаю. Конечно, без обид… потому что я не дам вам повода меня упечь.
– Рад слышать. В любом случае, я чем-нибудь могу помочь тебе, сынок, просто дай мне знать.
– Благодарю вас, мне нужна помощь прямо сейчас. Есть ли у вас общественная уборная? Или придется терпеть, пока не найду кусты где-нибудь за городом?
Офицер улыбнулся.
– Уж такое-то гостеприимство мы в состоянии проявить. В суде есть настоящий городской туалет с бачком… но он не работает. Дай-ка подумать. В той стороне живет кузнец; он иногда пускает автомобилистов, проезжающих по дороге. Схожу-ка я с тобой.
– Это весьма любезно с вашей стороны.
– Рад помочь. А скажи-ка мне свое имя.
– Тед Бронсон.
Кузнец обрезал копыто молодому мерину.
– Привет, Дикон. – Он поднял голову и кивнул.
– Здравствуй, Том. Это мой юный друг, Тед Бронсон. Видишь, пляшет канзасский квикстеп? Не разрешишь ли ты ему воспользоваться твоими удобствами?
