Во-первых, – она загнула палец, – я не пойду на то, чтобы родить ребенка от кого-нибудь, кроме Брайана. Во-вторых, я не стану рисковать благополучием моего мужа и детей.
– Разве ты не рисковала сегодня ночью?
– Чем, Теодор?
Лазарус задумался. Беременность? Исключена. Какое-нибудь заболевание? По-видимому, в этом она ему доверяет – и, дорогая, тут ты не ошиблась. Не знаю, почему ты доверяешь мне, но ты права. Итак, что же остается? Если бы мы попались, мог разразиться скандал. Но шансы были очень невелики; местечко весьма укромное. Полиция? Лазарус сомневался в том, что она стала бы заглядывать туда, а еще больше он сомневался в том, что полицейский посреди нынешнего военного угара скажет солдатику в форме что-нибудь кроме «Кончай, парень, и давай отсюда».
– Да, моя дорогая, ты ничем не рисковала. А вот если бы я попросил тебя совершенно раздеться, ты бы согласилась?
Ее смех был словно колокольный перезвон. Затем она ответила голосом, полным сдержанной страсти, который звучал интимнее любого шепота:
– Я рассчитывала на это, принимая ванну на скорую руку, чтобы быть приятной тебе, Теодор. Соблазнительная идея, Брайан неоднократно раздевал меня на улице. Это возбуждает меня, а он говорит, что так ему интересней. Но этот риск он принимает на себя, и поэтому я не волнуюсь, когда бываю с ним. Но самой идти на такой риск непорядочно по отношению к нему. Так что я твердо решила, и мои соски стали твердые, ты это ощутил – они и сейчас твердые. Я ужасно возбуждена – и решила не только не раздеваться, но и не позволю тебе это сделать. Дорогой, ты не заплатишь, чтобы он еще раз прокатился на пони? Но если он устал, веди его сюда.
Оказалось, что Вуди хочет прокатиться еще разок. Лазарус заплатил и вернулся. За это время у скамьи, где сидела Морин, появился солдат. Лазарус прикоснулся к его рукаву.
– Вы, кажется, куда-то шли, рядовой?
Солдат повернулся и, заметив нашивки, проговорил:
– О, извините, сержант, не хотел вас обидеть.
– Никаких обид. Желаю удачи в другом месте.
– Жаль огорчать мальчишку в форме, – сказала Морин, – даже когда приходится это делать. Он не был дерзок со мной, Теодор, он просто попытал удачу. Но я, наверное, раза в два старше его. Мне так и хотелось сказать ему об этом, но я решила не обижать парня.
– Проблема в том, что ты выглядишь на восемнадцать, поэтому они и пытаются добиться твоего внимания.
– Дорогой мой, мне далеко не восемнадцать. И если моя семнадцатилетняя Нэнси выйдет замуж за своего молодого человека еще до того, как он отправится воевать, – а она хочет это сделать, и мы с Брайаном не намерены ее останавливать, – уже через год я стану бабушкой.
– Привет, бабуля.
– Дразнись, дразнись. А я с удовольствием стану бабушкой.
– Не сомневаюсь, дорогая; ты в высшей мере умеешь наслаждаться жизнью. – (Как я, мама! Теперь можно не сомневаться, что эту способность я унаследовал от тебя и от папы.)
– Вот я и наслаждаюсь ею, Теодор. – Она улыбнулась. – Даже испытывая жестокое разочарование.
– Я тоже. Но мы разговаривали о том, как ты выглядишь. Не сомневайся – на восемнадцать.
– Неужели ты не заметил, как обвисли мои груди, выкормившие столько детей.
– Ничего подобного я не заметил, мадам.
– Выходит, вы лишены осязания, сэр, поскольку вы ощупывали их весьма добросовестно.
– На осязание не жалуюсь. Очаровательные груди.
– Теодор, я стараюсь заботиться о них. Но за последние восемнадцать лет слишком часто они были полны молока. Вот этому, – она кивнула в сторону Вудро, восседавшего на пони, – молока не хватало. Пришлось его посадить на «Игл Бренд», и он был очень недоволен. Когда два года спустя я родила Ричарда, Вудро пытался поживиться за счет младенца. Но я проявила твердость – а мне так хотелось не обидеть обоих. Но надо быть честной по отношению к детям; не следует обижать одного, угождая другому. – Она снисходительно улыбнулась. – Я слишком люблю Вудро, поэтому приходится следовать правилам до последней буквы. Возвращайся через год, Теодор, когда грудь моя наполнится и я буду похожа на дойную корову.
– А тогда ты сможешь уделить мне время?
– А ты надеешься опять побывать под каштаном? Едва ли, дорогой мой. Увы, мой сорванец, скорее всего, лишил нас единственного шанса.
– Нет, на это я не надеюсь. Достаточно, если удастся попробовать продукт, так сказать, непосредственно на месте изготовления.
(Мама Морин, как говорит Галахад, а я с ним не спорю, я – самый «грудеизбалованный» мужчина во всей Галактике. И сейчас передо мной оказался объект, подаривший мне эту привычку. Как хочется рассказать тебе об этом, дорогая.)
Она улыбнулась, фыркнула и как будто обрадовалась.
– Пожалуй, это устроить не легче, чем встречу под каштаном. Впрочем, если подумать, можно сделать все так, чтобы не шокировать моих детей. А ты такой же негодник, как и мой Вудро. Уверена, мне это понравится. Потому что… Скажу тебе по секрету, дорогой, что Брайан пробовал мое молоко каждый раз, когда оно появлялось. Говорил, что проверяет качество и жирность.
(Папуля, а у тебя неплохой вкус!)
– Он когда-нибудь отмечал различия в оттенках вкуса?
Морин радостно засмеялась.
– Дорогой, а ты такой же шалун, как и мой муж, и поэтому мне кажется, что у меня стало двое мужей. Он говорил что-то подобное, но, скорее всего, шутил. Сама я никаких различий не нашла – я ведь тоже его пробовала.
– Мадам, надеюсь, что получу возможность высказать мнение эксперта. Похоже, что наш ковбой уже стер спину этому пони. Куда дальше? Поедем на катальную гору «Скачки Бен-Гура»?
Морин покачала головой.
– Мне ужасно нравятся американские горки, но я не пойду. У меня ни разу не было выкидыша, Теодор, – и не будет, если я буду осторожна. Можете покататься с Вудро.
– Нет, я не оставлю тебя одну, ведь в этих джунглях полным-полно волков в хаки, готовых слопать восемнадцатилетнюю бабушку. А как насчет комнаты смеха?
– Хорошо. – Она вдруг поджала губы. – Вообще-то, нет, я забыла: там дует от пола. Это делается для того, чтобы девчонки визжали и хватались за юбки. Мне все равно, но трусов-то нет, дорогой, – а ты, наверное, не захочешь, чтобы все увидели, что снизу я так же рыжеволоса, как и сверху.
– Неужели?
Она кротко улыбнулась.
– Зачем дразнишься, разве не знаешь?
– Под каштаном было очень темно.
– Рыжая со всех сторон, Теодор. Я бы с радостью представила тебе доказательства, но, увы, не сложилось. Брайан тоже интересовался, когда ухаживал за мной. Вернее, дразнил меня – что было спрашивать? – ведь я веснушчатая, как Мэри. Пришлось разрешить ему навести ясность – на травянистой полянке возле реки Мараис-дес-Сигнес, – а тем временем благородная старая кобылка по имени Дейзи щипала травку и не обращала внимания на мои блаженные стоны. В автомобиле тоже неплохо, но лошадь и экипаж обладают множеством преимуществ. Разве ты не успел этого обнаружить, когда стал интересоваться молодыми дамами?
