– Я могу спроектировать конструкцию, в которой подобных проблем не будет. Но пусть даже случится то, что вы сказали. Чем это хуже для вас по сравнению с тем, что вы нажмете свою кнопку? Согласившись на такой вариант, вы ничего не потеряете.
– Ну, это же очевидно! Если за всей этой болтовней о бессмертии или о загробной жизни в каком-то виде что-нибудь стоит – я сейчас не буду обсуждать, правда это или нет, но если это правда, то, когда все будут восставать из гробов, меня не окажется на месте. Я буду спать – все еще живой – где-то в космосе. И опоздаю на последнюю лодку.
– Дедушка, – проговорил я, теряя терпение, – перестаньте выкручиваться. Если вам не нравится, достаточно сказать «нет». Но Минерва безусловно предложила вам способ достичь чего-нибудь нового. Если ваш аргумент действительно обоснован – а я в этом сомневаюсь, – значит вы попадете поистине в уникальное положение: вы окажетесь единственным из миллиардов людей, который в тот самый гипотетический и маловероятный Судный день окажется в стороне от этого сборища. Старый вы негодяй, вы же вряд ли упустите такую возможность смыться!
Лазарус проигнорировал мой выпад.
– Почему это он «маловероятный»?
– Потому. Не будем спорить об этом.
– Потому что ты не способен этого доказать, – возразил он. – Свидетельств ни за, ни против не существует, поэтому как ты можешь рассуждать о вероятности любого исхода? Я же сказал только, что, если случится нечто подобное, желательно играть по правилам. Минерва, ставь вопросительный знак. Идея действительно обладает всеми заявленными достоинствами, и я не сомневаюсь в ваших инженерных способностях. Но это как тестирование парашюта, билет в один конец: если прыгнул, передумывать поздно. Поэтому давайте рассмотрим остальные идеи, прежде чем остановиться на этой, даже если на перечисление их потребуются годы.
– Тогда я продолжу, Лазарус.
– Спасибо, Минерва.
Лазарус задумчиво поковырял в зубах ногтем большого пальца. Мы ели, но я не упоминал о перерывах для отдыха и еды и не буду делать этого впредь. Сколько их было и как они проходили, гадайте сами. Подобно речам Шахерезады, анекдоты Старейшего неоднократно прерывались по разным несущественным причинам.
– Лазарус…
– Да, сынок? Замечтался… о стране далекой, и девке, той, что умерла
[31]. Извини.
– Вы могли бы помочь Минерве в ее поисках.
– Неужели? Едва ли. Она лучше меня умеет искать иголку в стоге сена. И впечатляет в этой роли.
– Да, но ей нужны данные. А в наших знаниях о вас огромные пробелы. Если бы мы – Минерва то есть – знали все пятьдесят с лишком ваших специальностей, можно было бы отменить несколько тысяч возможных. Например, случалось ли вам быть фермером?
– Несколько раз.
– Да? Теперь она это узнает и не предложит ничего связанного с сельским хозяйством. Хотя могут существовать виды сельского хозяйства, вам неизвестные, но степень новизны, конечно же, не будет отвечать вашим требованиям. Почему бы вам не составить перечень того, чем вы занимались?
– Сомневаюсь, что запомнил их все.
– Ну, этому ничем не поможешь. Но составление перечня может вызвать новые воспоминания.
– Ух… дай подумать. Всякий раз, оказавшись на населенной планете, я прежде всего принимался изучать местные законы. Не затем, чтобы практиковать… Впрочем, какое-то время я был очень даже деятельным адвокатом по уголовным делам – это было на Сан-Андреасе. Но обычно я делал это для того, чтобы усвоить ключевые правила. Нельзя же показать прибыль или – что то же самое – скрыть ее, если не знаешь правил, по которым ведется игра. Закон следует нарушать со знанием дела – это куда безопаснее, чем преступать его по неведению.
Но однажды это привело к противоположному результату, и меня сделали председателем Верховного суда планеты – как раз вовремя, чтобы спасти мою шкуру. И шею.
Так, посмотрим: фермер, адвокат, судья… как я упоминал, приходилось заниматься медициной. Шкипер – на самых разнообразных судах, чаще всего исследовательских, но иногда на грузовых или эмигрантских. А однажды я был капитаном на капере с командой из таких негодяев, которых к маменьке на чай не пригласишь. Учителем был – только меня выгнали, когда узнали, что я преподаю детям чистую правду, – это считается особо тяжким преступлением в любой части Галактики. Однажды участвовал и в работорговле, но как потерпевшая сторона – был рабом.
Я заморгал от удивления.
– Не могу себе этого представить.
– К несчастью, мне ничего представлять не пришлось. Был жрецом…
Я снова вмешался:
– И жрецом? Лазарус, вы же говорили или намекали, что у вас нет никаких религиозных убеждений.
– Неужели? Вера – для паствы, Айра, пастору она только мешает. Профессором в меблированных комнатах…
– Извините. Вновь идиома?
– А? Распорядителем в борделе… впрочем, там я еще играл на минипиано и пел. Не смейся, тогда у меня был весьма недурной голос. Это было на Марсе – ты слышал про Марс?
– Следующая от Солнца планета, рядом со Старым отечеством. Соль-четыре.
– Да. Сегодня с такой планетой и возится бы не стали. Но это было еще до того, как Энди Либби изменил ситуацию. И даже до того, как Китай уничтожил Европу, но уже после того, как Америка бросила космические дела, из-за чего я там застрял надолго. Землю я оставил после того самого собрания две тысячи двенадцатого года и долгое время не возвращался, что спасло меня от многих неприятностей, грех жаловаться. Если бы то собрание пошло иным путем… впрочем, нет – если плод созрел, он падает с ветки, а Штаты к тому времени уже переспели и начали подгнивать. Айра, не стоит быть пессимистом; пессимист ошибается реже, чем оптимист, но последнему веселее живется… Но ни тому ни другому не живется – а ход событий ни тот ни другой изменить не в силах.
Но мы говорили о Марсе и о том, чем я там занимался. Работа была временная, с маленькой зарплатой – но приятная, потому что я подрабатывал там еще и вышибалой. Девочки были хорошие, и мне было приятно вышвырнуть какого-нибудь хама, который плохо с ними обращался. Вышвырну так, чтобы подскочил, а потом занесу в черный список, чтобы более носа не казал. А поскольку такое случалось разок-другой каждый вечер, то пошел, значит, слух, что Счастливчик Дэйз требует, чтобы к дамам относились по-джентльменски, сколько бы ты ни заплатил.
Проституция, Айра, похожа на армейскую службу – в первой категории получше, в нижней похуже. Девицам постоянно предлагали выкупить контракты и выйти замуж – все они в конце концов так и сделали, но деньгу зашибали приличную и поэтому не торопились выскакивать за первого встречного. И главным образом потому, что я, взявшись за дело, положил конец твердым ценам, установленным губернатором, и возобновил действие закона спроса и предложения. Нет причины, по которой эти детки не могут взимать с клиента столько, сколько может позволить рынок.
