Посетителей, в особенности мужчин, нисколько не смущало, что Эстель, юная и красивая, – сидела за кассой с младенцем на коленях. А если ей случалось кормить его, рассчитываясь с посетителем, как частенько бывало поначалу, это почти всегда гарантировало щедрые чаевые.
Джо-Аарон наконец отказался от молочного промысла, но, едва ему стукнуло два года, за эту работу взялась малышка Либби Лонг. Роды принимал не я и не имею ни малейшего отношения к рыжему цвету ее волос. Джо был блондином, а ген Ллиты, полагаю, был рецессивным: едва ли у нее хватило времени вильнуть на сторону. Либби могла очаровать кого угодно и, по-моему, изрядно помогла родителям быстрее расплатиться с долгом.
Через несколько лет «Кухня Эстель» переехала в финансовый квартал, стала больше, и Ллита наняла официантку, естественно хорошенькую…
<Опущено>
…«Дом Лонгов» был сооружением помпезным; но в нем нашелся уютный уголок, где гнездилась кофейня, именуемая «Кухней Эстель», и Эстель играла в ней роль хозяйки, как и в основном зале. Она улыбалась, одевалась так, чтобы всех разить наповал великолепной фигурой, звала по именам завсегдатаев, узнавала имена их спутников и старалась запомнить их. У Джо было три шеф-повара, изрядное число подручных, а тех, кто не отвечал его высоким требованиям, он попросту прогонял.
Но до того как они открыли «Дом Лонгов», случилось кое-что, доказавшее, что ребята мои смышленее, чем я предполагал. Они хорошо соображали или, по крайней мере, ничего не забывали, чтобы потом проанализировать, что же произошло. Ты же помнишь, что, когда я их купил, у них в голове был песок, да и к деньгам они, похоже, не прикасались ни разу.
Я получил письмо от адвоката. Внутри оказался банковский чек, а к нему приложен расчет: двое пассажиров от Благословенной через Валгаллу на Единогласие, стоимость второй части маршрута была рассчитана по тарифам Межзвездной миграционной корпорации «Лимитед, Нью-Канаверал». Стоимость первой части маршрута произвольно приравнивалась к стоимости второй; была указана некая сумма, составляющая долю в стоимости груза; пять тысяч «благословений» были пересчитаны в баксы по условному обменному курсу, основанному на равенстве покупательной способности (см. Приложение); указана общая сумма и начислен процент за тринадцать лет: каждое полугодие по принятой ставке для необеспеченных – итоговая сумма совпадала с указанной в чеке. Я уже не помню, сколько там было, Минерва, в любом случае я не смогу перевести ее в кроны Секундуса. Но это была значительная сумма.
Ни Ллита, ни Джо упомянуты не были, документы подписал адвокат. Я ему позвонил.
Тот оказался упрямым малым, но на меня это впечатления не произвело: когда-то я сам был в тех краях адвокатом. Он сказал, что действует по поручению клиента, желающего сохранить инкогнито.
Я сообщил, что знаю толк в законах, он сделался малость податливей и признался, что у него есть инструкция на случай непредвиденных обстоятельств, что, если я не приму чек, он должен перечислить деньги какому-то фонду, а после уведомить об этом меня. Но названия его не сказал.
Я прекратил разговор и позвонил на «Кухню Эстель». Ответила Ллита. Она сразу же включила видео и заулыбалась:
– Аарон! Мы так давно вас не видели.
Я согласился с этим и добавил, что они там, должно быть, слегка свихнулись, оставшись без моего присмотра.
– Я тут получил какую-то чушь от адвоката и вместе с ней смешной расчет. Если бы я мог дотянуться до тебя, дорогуша, то отшлепал бы. Лучше дай-ка мне Джо.
Она радостно улыбнулась и сказала, что охотно разрешит мне отшлепать себя в удобное для меня время, а Джо придется чуть подождать, потому что он как раз закрывает заведение. Потом улыбка ее исчезла, и она с достоинством проговорила:
– Аарон, старый и самый близкий наш друг, это расчет не смешной. Есть долги, которые нельзя заплатить. Так вы учили меня когда-то. Но денежную часть долга отдать можно. И мы это сделали настолько точно, насколько смогли все рассчитать.
– Черт тебя побери, глупая сучонка! – возмутился я. – Ребятки, вы мне не должны ни пенни! – Или что-то в том же духе.
Она ответила:
– Аарон, дорогой наш хозяин…
При последнем слове «хозяин» во мне полетели все предохранители, Минерва. И я выразился так, что словами мог бы сжечь спину целой шестерки заупрямившихся мулов. Она дала мне выпустить пар, потом тихо сказала:
– Вы наш хозяин до тех пор, пока не освободите нас, приняв эту сумму… капитан.
Минерва, это заставило меня заткнуться.
– Но и тогда для меня вы в глубине души останетесь хозяином
[49], – добавила она. – И для Джо тоже, я знаю. Благодаря вам мы стали гордыми и свободными. И наши дети, и те дети, которые у нас еще будут, никогда не узнают, что когда-то мы были… иными.
– Дорогая, – пробормотал я, – у меня на глазах слезы.
– Нет-нет! – воскликнула она. – Капитаны никогда не плачут.
– Много ты об этом знаешь, девка! – сказал я. – Я плачу. Но только в своей каюте, за закрытыми дверями. Дорогая, я не хочу препираться. Если это вам нужно, чтобы почувствовать себя свободными, я возьму. Но только исходную сумму, без процентов. Какие проценты с друзей?
– Капитан, мы больше чем друзья. И тем не менее долг всегда отдают с процентами – так вы меня учили. Но в глубине души я знала об этом, даже когда была невежественной рабыней. И Джозеф тоже об этом знал. Я пыталась заплатить вам проценты, сэр, но вы не захотели меня.
Я переменил тему разговора:
– А что это еще за неведомый фонд, который получит баксы, если я не приму их?
Ллита помедлила.
– Это мы намеревались предоставить вашему выбору, Аарон. Но мы подумали о сиротах, детях погибших космонавтов. Может быть, приют имени Гарримана?
– Вы свихнулись! Этот фонд и так лопается от денег, я знаю. Послушай, завтра я поеду в город, вы сможете на денек прикрыть свою тошниловку? Или может, на день Армстронга?
– В любой день и на столько, сколько вам понадобится, дорогой Аарон.
И я сказал, что еще позвоню.
Минерва, мне следовало подумать. С Джо проблем не предвиделось, как всегда. Но Ллита была упряма. Я предложил компромисс, но она не подумала уступить и на миллиметр. Эта жуткая сумма складывалась за счет процентов. Ее обещали выплатить двое упрямцев, начавших тринадцать лет назад с пары тысяч баксов, а теперь растившие троих детей.
Сложный процент – это смерть. Сумма, которую они считали своим долгом мне, сумма этого чека в два с половиной раза превышала исходную – а я не мог понять, как им удалось скопить ее. Но если бы Ллита согласилась оставить себе проценты, у них оказался бы вполне приличный капитал для нового расширения. И если бы они решили пожертвовать небольшую сумму космонавтским сиротам или возмущенным котам – ради собственной гордости, что ж, их можно было бы понять. Я же сам учил их этому. Однажды я потерял в десять раз больше, потому что не захотел спорить, кто снимает колоду, – а после ночевал на кладбище.
