– Элен, а мальчики уже начинают крутиться возле нее?
– Ах ты, старый жеребец, ни о чем другом думать не можешь?
– Ну что ты, дорогуша, просто я хочу знать.
– Конечно, мальчики обращают на нее внимание, Эрнст. А она на них. Но пока твое беспокойство излишне. Она девочка разборчивая и товар второго сорта не выберет.
На следующее лето эти счастливые семейные выезды не возобновились: миссис Мейбери вдруг почувствовала возраст и теперь влезть на мула и спуститься с него могла только с чьей-либо помощью.
У Гиббонса было время, чтобы подготовиться к моменту, когда начнутся пересуды о его монополии в банковском деле. Коммерческий банк Новых Начал был временным учреждением; они с Заккуром всегда учреждали подобный банк в той колонии, которую заселяли. Чтобы колония росла, необходимы деньги: бартером пользоваться неудобно. Нужда в наличных возникает задолго до того, как появляется нужда в правительстве.
Поэтому Гиббонс не удивился, когда его пригласили на встречу с депутацией горожан, намеревавшихся обсудить именно этот вопрос; подобное рано или поздно случалось повсюду. В тот вечер, причесывая свою шевелюру и добавляя к ней седины, как и к вандейковской бородке клинышком, он готовился к столкновению и освежал в памяти уже слышанные в прошлом идеи: как заставить воду течь в гору, как остановить солнце и что одно яйцо можно считать за два. Чем-то его порадуют сегодня – может быть, чем-нибудь новеньким? Он надеялся на это, но особо не рассчитывал.
Гиббонс выщипывал волосы из якобы отступающей назад шевелюры. Черт, с каждым годом стареть все трудней и трудней! А затем надел свой походный килт… юбка не только впечатляла, но и позволяла лучше укрыть оружие и быстро достать его. Он почти не сомневался, что не успел досадить никому настолько, чтобы обиженный решил взяться за оружие, но когда-то – один только раз – он проявил неоправданный оптимизм и с тех пор решил придерживаться перманентного пессимистического подхода.
Потом он кое-что спрятал, запер, установил кое-какие устройства из тех, что Заккур доставил с последним рейсом, – их не продавали в фактории Обдираловки, – открыл дверь, запер ее снаружи и пошел своим обычным путем, через бар, где сообщил бармену, что вернется через несколько минут.
Через три часа Гиббонс сумел выяснить одно: никто из собравшихся не смог придумать нового способа снизить курс валюты, все их предложения он слышал по меньшей мере пять сотен лет назад, а скорее всего, тысячу, и каждое уходило корнями глубоко в историю. В самом начале собрания он попросил председателя дать указания писарю записывать каждый вопрос, чтобы ответить сразу: он любил рассматривать дела в целом – и ему это позволили.
Наконец председатель собрания Джим «Герцог» Уорвик проговорил:
– Стало быть, так, Эрни. Мы хотим национализировать – надеюсь, я не ошибся в слове – коммерческий банк Новых Начал. Ты не относишься к числу выборных, но, как все понимают, являешься заинтересованным лицом – и мы хотим услышать твое мнение. У тебя есть возражения против нашего предложения?
– Нет, Джим, валяй дальше.
– Что? Боюсь, я не понял тебя?
– У меня нет никаких возражений против национализации банка. Если это все, давайте разойдемся и отправимся спать.
Кто-то среди собравшихся выкрикнул:
– Эй, я задал вопрос и хочу, чтобы на него ответили: что будет с деньгами из Нового Питсбурга?
– А я о процентах! Процент дело скверное – так в Библии говорится!
– Так как, Эрни? Ты же обещал ответить на вопросы.
– Да, я обещал. Но если вы национализируете мой банк, лучше задавать вопросы вашему государственному казначею – или как вы его там захотите назвать? Новому главе банка. Кстати, кто он? Следовало бы посадить его в президиум.
Уорвик стукнул молотком и сказал:
– Так далеко мы еще не зашли, Эрни. В настоящее время совет из выборных образует финансовый комитет, раз мы намереваемся продолжать это дело.
– Что ж, продолжайте, я умолкаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, что сказал: я пас. Человеку не нравится, когда соседи недолюбливают его. Жителям поселка не нравится, что я делаю, иначе это собрание никогда бы не состоялось. Поэтому я кончаю с делом. Банк закрыт и завтра не откроется. Он закрыт насовсем, и я не буду больше его президентом. Поэтому я спросил вас: кто будет вашим казначеем? Как и всем остальным, мне бы хотелось узнать: что у нас впредь будет деньгами и чего они будут стоить?
Наступила мертвая тишина. Но вскоре председателю пришлось основательно постучать молотком, да и приставу нашлось дело – зал взорвался криками: «Что будет с моим кредитом на семена?», «Ты должен мне деньги!», «Я продал Хенку Бродски мула под расписку – что я получу?», «Ты не можешь с нами так поступать!»
Гиббонс спокойно сидел, стараясь, чтобы никто не заметил, как он напряжен. Наконец Уорвик заставил всех успокоиться. А потом проговорил, вытирая пот со лба:
– Эрни, я думаю, ты должен нам кое-что объяснить.
– Безусловно, мистер председатель. Ликвидацию будем проводить в соответствии с вашими распоряжениями. Вклады будут выплачены теми банкнотами, в которых были внесены. Что же касается долгов перед банком – ну не знаю, все зависит от политики, которой решит придерживаться совет. Да, кстати, – кажется, я банкрот. Но уточнить детали смогу лишь после того, как вы мне объясните, что все это значит и каким образом вы собираетесь национализировать мой банк.
А сейчас я вынужден сделать следующий шаг: фактория Обдираловки более не принимает банкноты, поскольку они могут превратиться в простые бумажки. Каждая сделка будет бартерной. Но покупать мы по-прежнему будем за банкноты. Впрочем, я снял прейскурант, прежде чем идти сюда сегодня, – мой товар в настоящее время является единственным обеспечением этих банкнот. А значит, я могу поднять цены. Все будет зависеть от одного – не является ли ваша «национализация» просто замаскированной конфискацией.
Несколько дней подряд Гиббонсу пришлось объяснять Уорвику элементарные принципы банковского и валютного дела, терпеливо и остроумно. Выбор пал на Уорвика случайно, потому что остальные члены комитета обнаружили, что чересчур заняты делами на собственных фермах или предприятиях и не могут принять на себя ответственность. Был еще один кандидат на должность национального банкира или государственного казначея – в названии еще не сошлись, – он был не из выборщиков, свои услуги предложил фермер по фамилии Лимер, но его самовыдвижение на сей пост, подкрепленное ссылками на унаследованный банковский опыт и ученую степень, успехом не увенчалось.
Первое потрясение Уорвик испытал, проводя вместе с Гиббонсом инвентаризацию содержимого сейфа (это был единственный сейф, других на Новых Началах, кажется, не было, и уж во всяком случае, только он был изготовлен на Земле).
– Эрни, а где же деньги?
– Какие деньги, Герцог?
