Будучи анонимным республиканцем, я все еще не знаю, как переживу 30 апреля.
среда 17 апреля
Я нервничаю. Завтра моя очередь проводить вылазку. Понравится ли им мой кулинарный мастер-класс?
Во всяком случае дамы и господа все больше сплачиваются, потому что тянутся один за другим, как рыбы на нерест. Кстати о рыбах: наконец-то в двух аквариумах, пострадавших от терактов с пирогом и еврейским печеньем, плавают новые рыбки. Рядом с аквариумом висело объявление, что дирекция в последний раз приобретает новых рыбок. Если чрезвычайная ситуация повторится, хулиганы будут окончательно и бесповоротно вышвырнуты за дверь. Такие угрозы не следует доводить до сведения Эверта. У нашего доморощенного анархиста загорелись глаза. Я заставил его торжественно обещать, что он оставит рыбок в покое. Он поклялся “светом в очах дорогой матушки”. Каковые очи вот уже двадцать пять лет лежат под землей. Теперь Эверт находится в творческом поиске. Покушение на комнатные цветы он считает не слишком интересным. Подумывает заняться лифтом…
Сегодня вечером по телику покажут интервью с будущими королем и королевой. Я только что был внизу: все лучшие места перед телевизором уже заняты. На передних стульях лежат записки с именами. Похоже на полотенца, которые с восьми утра лежат на шезлонгах у плавательного бассейна в отеле. Я собираюсь намекнуть Эверту на это бронирование мест. То есть подкинуть свежую идею возмутителю спокойствия.
Некоторые дамы, отправляясь смотреть по телевизору интервью с Виллемом и Максимой, надевают свое лучшее платье. Из почтения. Их самое красивое платье не всегда самое красивое. Иногда оно к тому же старое и поношенное. Жильцы нашего дома помешаны на бережливости. Они считают грехом покупать новую одежду, ведь существует большая вероятность помереть прежде, чем ее сносишь. Тогда уж лучше таскать ветхие платья, штопать чулки и латать обувь.
Я тоже не без греха. Тоже не люблю покупать дорогую одежду.
четверг 18 апреля
Я бы назвал этот красивый цвет лазурным. Во время интервью самое сильное впечатление произвела на меня блузка Максимы. А некоторых других зрителей привел в восторг бинтик на пальце наследного принца. Прищемил дверью? Порезал? Сломал ноготь?
Об этом эксперты в телестудии не обмолвились ни словом. Зато подчеркнули, что содержание королевской семьи обходится совсем дешево. После чего быстро перескочили на идеальных зятьев, Ника и Симона.
Под впечатлением вчерашнего теракта в Бостоне господин Схиппер решил, что в будущем году он не поедет на марафон в Амстердаме, хотя в нем и будет участвовать его внук. Эверт в своей неподражаемой манере пытался ему втолковать, что вероятность сорваться на “канте” в канаву гораздо больше, чем получить травму во время марафона. Так что уж лучше ему пользоваться своей инвалидной коляской с ручным управлением. Эверт сказал, что у него есть знакомый, желающий прикупить подержанную “канту”.
Иду предупредить членов клуба СНОНЕМ, что форма одежды – рабочая, то есть удобная. Ни к чему нам парадные туалеты, которые во время кулинарного тренинга могут загореться. Но последнее соображение я оставлю при себе.
пятница 19 апреля
Это был большой успех. Не в последнюю очередь благодаря вину, которым нас щедро угостили в конце занятия. Повар был толстым и веселым, как и положено повару. Но и строгим. Не допустил никаких дурачеств. Так что, когда при разделке баклажана Эверт начал паясничать, Реми (так зовут повара) призвал его к порядку. С едой не шутят. Можете смеяться за едой, но не над едой.
Высунув от усердия языки, мы растирали, растворяли, бланшировали, жарили и парили. А потом все торжественно поглотили. Реми так нами гордился, что угостил рюмкой коньяка к кофе. Заходила дама из администрации посмотреть, нет ли раненых на поле боя, и осушила рюмочку за компанию.
Не успели мы оглянуться, как у двери снова просигналило такси. Мы провели в отлучке пять часов. На обратном пути я с благодарностью выслушал все комплименты, и никто не скулил о деньгах.
У меня не создалось впечатления, что кто-то сможет хотя бы приблизительно повторить дома свой кулинарный успех. Кажется, только Граме кое-что запомнил, но его трудно понять и, следовательно, мое предположение слишком трудно проверить.
Госпожа Стелваген, наша железная директриса, встретила наше радостное возвращение с каменным лицом. Обычно она уходит с работы задолго до семи вечера. Интерес других обитателей, только что проглотивших свой цикорий, видимо, тоже ей не понравился.
Позитивно настроенные граждане хотели знать, что мы ели, и сожалели, что никогда даже не пробовали ничего подобного. Не обронив ни единого слова, Стелваген сразу же испарилась.
суббота 20 апреля
Скутмобилям запрещен въезд в новое здание Государственного музея. Госпожа Хугендейк считает, что это скандал. Она лично собиралась подкатить на своей “канте” к “Ночному дозору”, а теперь “это оказалось невозможным”. Пресс-секретарь музея справедливо указала ей на то, что скутмобиль – транспортное, а не вспомогательное средство.
В новой экспозиции, пояснила пресс-секретарь, много витрин и свободно стоящих объектов. Если позволить старикам разъезжать между экспонатами, нужно в каждом зале ставить страховщика и еще кого-то, чтобы следить за порядком. Потому что большинство инвалидов управляют своими экипажами хуже, чем слепой Жюль де Корте
[11].
Вчера я получил наконец результат нескольких анализов, сданных после визита к веселому геронтологу. Хорошие новости: новых болячек не обнаружено. Цитирую приложенную доктором записку: “Утешайтесь мыслью, что на свете куда больше болезней, чем есть у вас. Буду рад видеть вас через полгода”.
Дабы отпраздновать отсутствие рака легких, я позволил себе выкурить лишнюю сигарку. “Они” не одобряют курение на улице перед домом, но я на это плевал. Отводить жильцам угол для курения я считаю непорядочным. Ведь тогда все становятся невольными курильщиками. А это вредно для здоровья. Персоналу позволяется курить только в сарае для велосипедов.
воскресенье 21 апреля
Вчера вечером приезжал катафалк. Точнее говоря, подъезжал к черному ходу, который фактически используется только для тайного вывоза покойников. На этот раз повезло госпоже Тёйнман. Я слышал, она уже некоторое время была вроде как не в своем уме. Сам я плохо ее знал.
На случай кончины жильцов существует особый протокол. Эдвард однажды попытался его раздобыть, но протокол оказался “для служебного пользования”. Это только подогрело любопытство Эдварда. Думаю, он изобретает способ получить его в свое личное пользование. Он как-то пробовал выудить его у одной из медсесетер, которая ему симпатизировала, но та не пожелала об этом говорить. Я забросил удочку к Ане. Она улыбнулась и обещала сделать все возможное. Открытость здесь не в почете. Самые обычные вещи держатся в секрете. Например, от чего кто-то помер.
