У нас каждый год одни и те же Пит и Синтерклаас. Собственно говоря, наш Клаас с трудом передвигается с ходунками, но, опираясь на трость, с помощью сильного медбрата он в прошлом году успешно добрался до своего разукрашенного трона. Черного Пита изображает главный уборщик. Это уникальный Пит – в розовых резиновых перчатках и с пряниками в ведре. Из уважения к своим коллегам-уборщикам он не рассыпает конфетти. К тому же почти никто уже не может нагнуться, чтобы не упасть.
вторник 29 октября
Вчера была штормовая погода, сила ветра 10 баллов. Никто не высовывал носа за дверь. Во время каждого шторма неизменно вспоминается старая история о своенравной госпоже Гравенбеек, которая в 1987 году в такую же погоду вышла на улицу. Ее сшиб порыв ветра, она упала в канаву и утонула.
– А ведь ее предупреждали!
Но моему скутмобилю придется денек постоять. Лететь на нем можно, проблема в том, чтобы приземлиться.
Вчера днем мы с Ханнеке искали заявление Эфье об эвтаназии. Не нашли. Мы тщательно перелистали штук десять папок с бумагами и письмами, где перед нами раскрывалась целая жизнь. При виде всех этих личных документов я почувствовал себя так неловко, что попробовал взвалить их просмотр на Ханнеке. Но ей это было еще тяжелее, чем мне. И тогда я сам как можно поверхностнее просмотрел все бумаги в поисках заявления на эвтаназию. Через два часа я не выдержал. Пошел к Эверту, чтобы выплакаться. В переносном, конечно, смысле, но слезы потекли настоящие.
Эверт налил виски двадцатилетней выдержки “для особых случаев”, заказал еду из суринамского кафе, а потом мы смотрели старую комедию с Германом Финкерсом.
После этого я смог вернуться к бумагам.
среда 30 октября
“Ты рождаешься, ты умираешь, а остальное – заполнение досуга” (Джеймс Джойс).
Где найти хоть немного сил, чтобы помочь самой дорогой моей подруге в ее несчастье. Это и сделает жизнь осмысленным заполнением досуга. На практике вся моя помощь Эфье заключается в том, что я каждый день полчаса держу ее за руку и придумываю, что еще сказать.
Ей немного лучше. В пятницу ее переводят в отделение ухода. Мы так нигде и не нашли заявления, где она написала, что не хочет жить, если окажется в беспомощном состоянии.
Самое грустное фото штормовых разрушений – опрокинутый фургон-закусочная “Уютный уголок” под Лауверсоогом. “Прокачу по Лауверсоогу!!!” По Лауверсоогу.
Во время шторма мы наконец сидим в первом ряду за своими геранями. Со своего кресла у окна пятого этажа господин Баккер углядел шесть поваленных деревьев и насчитал две тяжелых и три легких аварии. Великий день!
За кофе я слышал следующие подсчеты: из-за перехода на евро все вздорожало вдвое, но если мы снова перейдем на гульден, все само собой вдвое подешеевет.
У меня лично есть еще одно простое решение: во всех банковских документах нужно перенести запятую на один знак вправо. Фактически ничего не изменится, но каждый станет в десять раз богаче. Покупательная способность населения возрастет, экономика расцветет, проблемы будут решены.
четверг 31 октября
Госпожа ван Димен, по примеру Аннеке Грёнло
[20], лелеет мечту о подтяжке лица.
– А куда хирург денет лишние подбородки? – спросил Эверт с изумленным видом.
– Может, они кому-нибудь еще пригодятся, – сказала госпожа ван Димен. Она понемногу теряет ориентацию и движется прямиком в сторону закрытого отделения.
Другой жилец, господин де Вейс, в третий раз за короткое время собирается менять банк. Он держал деньги в “Постбанке”, через “АМРО-банк” перевел их в “Рабобанк”, а теперь и этот банк его не устраивает.
– Кто-нибудь знает банк, куда я могу выгодно поместить деньги? – спросил он за кофе.
Все вопросительно воззрились на него. Кто-то предложил взять его деньги на хранение. В банке под кроватью.
Здесь благодатная почва для завещаний, составляемых “за небольшую плату!” в сети магазинов “Хема”. Многие жильцы боятся нотариусов, и правильно, если учесть, сколько дерут эти профессионалы за пару клочков бумаги. Но к “Хеме” здешние обитатели испытывают огромное доверие. Двое жильцов, заглянувшие в “Хему” за колбасой, решили заодно оформить завещание. Узнав, что это делается через интернет, они были глубоко разочарованы.
Мне не хватает Эфье, она так деликатно умела помогать в тупиковых ситуациях. Одно ее замечание – и я избавлялся от раздражения и злости по поводу всех жалоб и сплетен. И снова мог противостоять ужасающей враждебности мира.
Ноябрь
пятница 1 ноября
В течение моей жизни население Земли увеличилось с двух до семи миллиардов человек. За одну жизнь в три раза. Возможно, это самое масштабное изменение, которое когда-либо произошло в мире. Более важное, чем промышленная или цифровая революции.
Когда за кофейным столом речь зашла о численности мирового населения, госпожа Бром обронила, что “на свете и впрямь становится тесновато”.
– Что-то не заметно, что у нас здесь растет посещаемость, – брякнул Эверт.
– Это потому, что вы грубиян, – ответила госпожа Бром.
Эверт поблагодарил ее за комплимент.
Если разместить людей как кур на птицефабрике, отведя каждому пространство, скажем, 150 на 150 сантиметров, то все семь миллиардов заняли бы площадь, равную половине Нидерландов. С такой точки зрения на Земле хватит места еще для нескольких десятков миллиардов.
Сегодня Эфье выписывают из больницы. То есть переводят в отделение по уходу за беспомощными.
В разговоре с ее дочерью домашний врач сказал, что об эвтаназии не может быть и речи. Даже если мы найдем ее заявление, что она предпочитает смерть вегетативному состоянию, – даже тогда он ничего не сможет для нее сделать. Он не желает больше обсуждать эту тему.
суббота 2 ноября
Вчера, после полудня, мы, пятеро членов нашего клуба, сидели у ее кровати. Это было похоже на собрание. Или, скорее, на встречу перед разлукой. Пришла медсестра, сказала, что на одновременное посещение имеют право только два человека. “Может быть, другим пациентам это неприятно”.
В палате Эфье лежат еще двое. Одна – связанная женщина девяноста лет – постоянно стучит ногтем по краю железной кровати, а другая часами что-то бормочет. Из всех органов чувств у Эфье сохранился, кажется, только слух. Господи, не дай ее интеллекту уцелеть в этом аду. Три старухи в одной палате, никакой приватности, ничего для себя. Вот оно, благоденствие образца 2013 года в одной из самых богатых стран мира.
Я стал еще рассеянней, чем обычно. Три раза подряд забывал вынуть из ростера свой бутерброд. Все спалил. Не о том думал. Мне повезло, дыма было слишком мало, чтобы сработала пожарная сигнализация. Поднялся бы шум, и тогда у меня, вероятно, конфисковали бы мой нелегальный ростер. Подрумянивать бутерброды запрещено, так же, как печь, жарить и варить.
